Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
Прежде всего Андрей рекомендует «поскорее развязаться со своею книжкою». Очевидно, «книжка» — это дань тому глубокому обычаю, по которому без «книжки» не дадут «магистерства»,— никак не более. (...) Слова, слова, слова, кукольные комедии, юродство, кривляние и полное отсутствие мысли! Помню, что на мое заявление, что я думаю поступать по окончании Академии в Университет, Андрей (летом 97-го года) проповедо-вал, что тут уже надо будет уезжать из России (разумеется,— в качестве ненужного, даже вредного элемента). Нет, простите, отец Андрей и все философаты в Вашем духе! Россия столь же моя, сколько Ваша; и дз
328
предоставьте мне, и всякому, внести свою лепту на ее преуспеяние, как всякий из нас ее понимает. И если я полагаю, что ее преуспеяние — в развитии мысли, то да предоставится мне послужить моим ближним в этом смысле; совершенно так же, как поклонникам слов, слов, слов — предоставляется говорить, говорить, говорить, ибо они то делают с благими намерениями.
24 окт. 1898.
Дух веками создававшегося монастырского безде-лия подавляет меня |4, Чувствую себя вышибленным из моей милой научной колеи. Затхлая, пропитанная вековой пылью, идущая вот уже который век из кельи в келью атмосфера прозябания, растительной жизни на лоне серой русской природы и серого русского армяка, атмосфера, которой дышали поколение за поколением, одурманивает, оглушает, душит: трудно становится слово сказать.
Все это время мой ум — угнетен; какие тому причины,— может быть, решится впоследствии. Ho следствие этого угнетения ума было то, что масса фактов, нахлынувшая на меня за это время,— необработанная, всей своей бесформенной, безумной силой подавила меня, и я лишился спасительного спокойствия. Итак, основ-ная-то причина моего тяжелого состояния во мне самом — в угнетении ума: надо культивировать ум, чтобы внешняя сила не могла подавить тебя.
30 ноя6. 1898.
1899
Наша монастырская жизнь создана широким русским размахом, не знающим времени, не имеющим границ ни для сна, ни для лени. И в основе всего этого лежит глубокое, непоколебимое самомнение, самая твердая и безнадежная уверенность в исключительной правильности своего времяпрепровождения...
Я любил и люблю правду. Ho обстановка монастырской жизни отталкивает меня от себя, и я не нахожу сил расположиться к ней настолько, чтобы помогать ей торжествовать над глупостью и ложью. Обстановка
329
делает убеждения неактивными; убеждения, не будучи осуществляемы, атрофируются; обстановка изглаживает наши убеждения. Надо не оставаться, а бежать из такой обстановки, которая лишает энергии наши убеждения...
Беззаботное безделие здесь — прежде всего; стремление к правде — лишь потом, как легкий нюанс всего направления душевной жизни монахов. Невольно чув-ствуется, что, когда ходят, положив руки в карманы, не работают и презирают работу,— идут в настоящем направлении монастырской жизни: тут сила убеждения, веками созданного.
Уже самый первый мой шаг, первое вступление в монастырские стены был озаглавлен принципом — «ведь можно ничего не делать»: работа — это дело слишком неважное, чтобы на нее обращать особое внимание...
Говорить с людьми — значит нарушать свое душевное равновесие. Пока оно неустойчиво, нарушение его должно быть очень ограничено. Постоянное обращение с людьми может в конце расшатать душевную жизнь...
Ошибаются те, кто думает, что я чего-то ищу. Я сыскал то, что мне было надо, и теперь мне нужно лишь осуществлять то, что найдено. А когда принцип найден и недостает лишь возможности его осуществлять — это положение Иова, которого тщетно отвлекать от мысли, что действительность горька.
18 янв. 1899.
Мы и себя знаем очень мало; и себя мы знаем лишь в символах, более или менее удобных для того, чтобы справиться с собою в момент, когда то потребуется. Познания о себе у нас чисто практические.
Я был бы счастлив заглянуть сейчас в доброе и мыслящее лицо Ивана Петровича Долбни, заглянуть в бумагу, на которую он, вероятно, сейчас смотрит и на которой делает выкладки. Я был бы без меры счастлив видеть милое личико Миши Брылкина... только не теперешнего Миши Брылкина, а того, что был пять лет назад; то личико, которое я видел в Корпусной церкви (...) во время правил к причащению в VII классе. Нет
330
того Миши! Зачем, зачем сделано все так, что тот Брыл-кин, который теперь утверждает, что это он именно тот, который был тогда около меня (да он, пожалуй, и позабыл об этом мелком факте), так отчаянно непохож на него? Зачем любящие, дорогие, сквозь многолетние страдания и несправедливый поток судьбы с любовью смотрящие на меня глаза моей тетеньки — теперь навек закрылись и все равно не взглянут на меня, хотя бы н разрыл эту землю, разбил эти камни, которые их скрывают от меня? Зачем все это прошло? Да зачем же, в таком случае, все это было?.. Зачем так мучить воспоминанием? (...) Зачем я сейчас существую? Зачем я понадобился?.. Слава Богу за то, что было! Ho зачем это все прошло, а я существую?.. Этого не отвечает мне ничто вокруг меня, ни это удивительное крошечное животное, что ползет по моей книге, ни бесконечно малые волоски на его спинке, ни застывший лес, мертвенно-сурово смотрящий в окно, ничто в природе, хотя бы я заключил всю эту картину в изящнейшую систему интегралов...
