Язык и философия культуры - Гумбольдт В.
Скачать (прямая ссылка):
135
ципы теории всех реформ можно, вероятно, определить следующим образом:
1) Принципы чистой теории следует привносить в действительность только тогда, когда действительность во всей своей полноте не препятствует больше проявлению тех их последствий, к которым они могли бы привести без постороннего вмешательства.
2) Для того чтобы совершить переход от существующего состояния к задуманному новому, следует всегда по возможности стремиться к тому, чтобы каждая реформа возникала из идей, господствующих в умах людей.
Выше, при рассмотрении чисто теоретических принципов, я, правда, всегда исходил из природы человека, предполагая, что это человек, обладающий обычными средними силами; однако я всегда представлял его себе в присущем ему образе, не измененном так или иначе какими-либо определенными отношениями. Между тем такого человека не существует; повсюду условия, в которых он живет, придают ему определенную, лишь в большей или меньшей степени положительную форму. Поэтому во всех тех случаях, когда государство стремится расширить или ограничить сферу своей деятельности в соответствии с принципами правильной теории, оно должно прежде всего иметь в виду эту форму. Несоответствие между теорией и действительностью в этом пункте государственного управления всегда будет заключаться, как легко себе представить, в недостатке свободы; поэтому может создаться впечатление, что освобождение от оков в любой момент возможно и всегда благотворно. Между тем, как ни справедливо это утверждение само по себе, нельзя, однако, забывать, что то, что, с одной стороны, в качестве оков препятствует действию силы, с другой — служит материалом для ее деятельности. В начале настоящей работы я заметил, что человек склонен более к господству, чем к свободе, и здание, сооруженное господством, радует не только властителя, который его воздвигает и поддерживает, но и подчиненных, которых пленяет мысль, что они являются частью некоего целого, возвышающегося над силами и жизнью нескольких поколений. И если там, где господствует такое представление, пытаться заставить человека действовать только в себе и для себя — только в той сфере, которую охватывают его силы, только для той жизни, которая дана ему,— то это приведет к исчезновению энергии и к возникновению инертности и пассивности. Хотя только таким образом он действует на неограниченное пространство, для непреходящего времени, однако действие его не непосредственно — он как бы только сеет семя, которое впоследствии само даст всходы, но не строит здание, которое сохранило бы следы его рук; а для того чтобы предпочесть деятельность, создающую только силы и предоставляющую им самим прийти к определенным результатам, той деятельности, которая сама непосредственно их достигает, нужен более высокий уровень культуры. Такой уровень культуры и составляет подлинную зрелость свободы. Однако эта зрелость нигде не обнаруживается во всей своей
136
полноте, и останется, по моему мнению, вечно чуждой чувственному человеку, столь охотно выходящему за установленные для него пределы.
Что же должен предпринять государственный деятель, задумавший подобное преобразование? Во-первых, точно следовать чистой теории при каждом шаге, который выходит за пределы существующего порядка вещей, разве что в действительности существуют условия, при которых насильственное введение этой теории привело бы к тому, что сама эта теория оказалась бы измененной, а ее последствия полностью или частично уничтоженными. Во-вторых, не касаться всех существующих ограничений свободы до тех пор, пока не возникнут несомненные признаки того, что люди воспринимают эти ограничения как тяжкие оковы, что они ощущают их бремя и, следовательно, в данной области созрели для свободы; тогда эти ограничения следует немедленно устранить. И наконец, такой государственный деятель должен всеми средствами способствовать тому, чтобы последнее было достигнуто. Это-то и является, бесспорно, наиболее важным и вместе с тем наиболее легким в этой системе. Ибо ничто не способствует в такой мере достижению зрелости, необходимой для свободы, как сама свобода. Это утверждение отвергнут, конечно, те, кто так часто пользовался недостатком зрелости в качестве предлога для того, чтобы продолжать угнетение. Однако мне представляется, что данное утверждение, безусловно, вытекает из самой природы человека. Недостаток зрелости, необходимой для получения свободы, может проистекать только из недостатка интеллектуальных и моральных сил; устранить этот недостаток можно только посредством повышения их уровня; это требует работы, а работа — свободы, пробуждающей самодеятельность. Снять оковы, тяжесть которых не чувствует тот, кто их носит, не значит, конечно, даровать свободу. Однако нет на свете человека — как бы ни был он обижен природой, как бы ни был унижен своим положением,— который не ощущал бы тяжести своих оков. Следовательно, освобождать от оков надо постепенно, по мере того как возникает потребность в свободе, и каждый новый шаг на этом пути будет ускорять этот процесс. Большие трудности могут возникнуть также в связи с определением признаков этого пробуждения. Однако они связаны не столько с теорией, сколько с ее осуществлением, а для этого вообще нет определенных правил, и оно здесь, как и всегда, является делом гения. В теории я попытался бы уяснить для себя этот действительно очень запутанный вопрос следующим образом.
