Язык и философия культуры - Гумбольдт В.
Скачать (прямая ссылка):
Однако здесь бросается в глаза одно различие. В языке можно обнаружить следы, указывающие на то, что при его образовании основным источником служило чувственное мировосприятие или же глубины мысли, в которых это мировосприятие уже подверглось духовной обработке. Так, некоторые языки имеют в качестве местоимений 3-го лица выражения, обозначающие индивидуум в совершенно определенном положении — стоящий, лежащий, сидящий и т. д., обладая таким образом многими частными местоимениями при отсутствии одного общего; другие языки разнообразят третье лицо в зависимости от близости к говорящему лицу или удаленности от него; наконец, третьим наряду с этим знакомо чистое понятие „он", противопоставленное понятиям „я" и „ты" в рамках одной категории. Первое из этих представлений — полностью чув-
1 Так описывает Аделунг (см. его словарь, статья Mann, е. 349 и в др. местах) случаи, когда в немецком языке некоторые слова соединяются с числительными в форме единственного числа, например: sechs Loth 'шесть грузил', zehn Mann 'десять человек' и г. д. Частично это правильно; характерно, что некоторые из этих выражений допускаюгея только в просторечии, но не в литературном языке, и для всех этих выражений характерны случайные капризы языкового употребления, поскольку, например, говорят zehn Pfund 'десять фунтов', но никогда — zehn Elle 'десять локтей'. Однако как раз там, где такое языковое употребление закрепилось более всего, а именно в случае со словом Mann 'человек', в подобном выражении, как мне кажется, заключена изящная тонкость, не замеченная Аде-лунгом. Единственное число должно здесь означать, что приводимое число людей должно рассматриваться как закрытое целое; поэтому слово отрывается от неопределенной множественности множественного числа. Это хорошо видно в дистрибутивных выражениях типа vier Mann huch 'высотой с четырех людей', где любые четверо стоящих вместе людей предстают как один ряд. Я чел необходимым сделать это замечание, поскольку это аномальное единственное число как и двойственное, является собственно коллективным, множественно-единственным, и анализируемые выражения представляют пример того, как языки, за отсутствием правильных форм, используют для достижения своих целей неправильные, н целесообразные в каждом отдельном случае их употребления. В основе выражения zehn Fu? 'десять футов* лежит, видимо, нечто другое, а именно — различение собственного и переносного значения слова Fu? ('нога' и 'фут'), причем с этой же целью различают еще и два множественных числа — Fu?e *футы' и Fu?e 'ноги', Такого рода смешение встречается и в еврейском.
397
ственное; второе уже опирается на более чистую форму чувственности — пространство; третье основывается на абстракции и логическом подразделении понятий, хотя очень часто совершенно различные исходные явления приводят к одинаковым результатам только за счет языкового узуса. Вряд ли следует специально оговаривать то, что не следует рассматривать эти три различные представления как этапы, сменяющие друг друга во времени. Все они в более или менее явном виде могут обнаруживаться одновременно в одном и том же языке х.
Что касается понятия двоичности, то оно принадлежит как области видимого, так и области невидимого, и хотя оно живо и деятельно является нам в чувственном восприятии и во внешнем наблюдении, оно в то же время коренится в законах мышления, в чувственных интенциях и в устройстве человеческого рода и природы, глубинные истоки которого недоступны исследованию.
Прежде всего в ходе самого легкого и поверхностного наблюдения выделяется группа из двух предметов как противостоящая единичному предмету и группе из нескольких предметов — как мгновенно обозримая и закрытая. Затем следует восприятие и осознание двоичности в человеке как принципа разделения обоих полов и всех основывающихся на нем понятий и чувств. Двоичность сопровождает человека далее в осознании разделенности человеческого тела и тел животных на две равные половины с парными членами и органами чувств. Наконец, некоторые из самых величественных и ярчайших явлении природы, окружающие первобытного человека в каждый момент его жизни, предстают в качестве двоичных сущностей или мыслятся как таковые: два величайших светила, определяющие время, день и ночь; земля и небесный свод; суша и вода ит. п. * То, что столь повсеместно предстает перед восприятием, живое сознание естественно и выразительно переносит в язык посредством специально для этого предназначенной формы.
Но в невидимом устройстве духа, в законах мышления, в классификации его категорий понятие двоичности находит еще более глубокие и первоначальные корни: в тезисе и антитезисе, в положении и снятии, в бытии и небытии, в „я" и мире. Даже там, где понятия подразделяются трояко или еще более дробно, третий член возникает из первоначальной дихотомии или же легко сводится к ней посредством мыслительных операций.
Начало и конец всякого разделенного бытия — это единство. Этим может объясняться то, что первое и простейшее деление, при
1 Например, в языке абинон существует шесть различных, противопоставленных по обоим полам слои для самостоятельного выражения 3-го лица. Все они оканчиваются слогом На, которы.';, однако, самостоятельно не встречается и вряд ли выражает значение 'он', поскольку при соединении с этими шестью местоимениями слова со значением 'только' слог этот полностью пропадает. Напротив, для притяжательного местоимения имеется только одно обозначение, да и оно часто опускается, так что отсутствие обозначения притяжательности становится показателем притяжательного местоимения 3-го лица. См. Д о б р и ц-х о ф ф е р, ор. аЧ„ т, 2, с, 168—170.
