Прогрессивные мыслители Латинской Америки - Бургете А.Р.
Скачать (прямая ссылка):
Однако самМансель признает, что нужны объективные данные, чтобы мыслить о какой-либо вещи даже с точки зрения формальной логики. Большего нам и не нужно. То же самое утверждали и мы, ибо непонятно, для чего нужно отвергать определенные факты, составляющие основное условие мышления,— неужели только потому, что они являются материальными? Никогда не следует забывать, что истина представляет собой отношение, и поэтому ее не следует искать в одном из компонентов этого отношения, в голых фактах, ибо они находятся в определенной связи с нами. Ее не следует также искать изолированно в нашем сознании, ибо оно определяется внешними предметами...
Повторяемое сейчас Мапселем утверждение Канта о том, что критерий материальной истины является одновременно невозможным и противоречивым, правильно.
257
Но существует лп критерий рациональной истины? Кто сможет доказать это? Не существует ни материальной, ни рациональной истины. Всякая истина одновременно и материальна, и рациональна, в противном случае она не является истиной. Критерия истины не могут дать ни эмпиризм, ни идеализм, он дается многократной проверкой соответствия умственных построений их материальным элементам...
Я предвижу те возражения, которые поступят со стороны формальных логиков. Существуют такие способы функционирования мышления (законы), которые приводят к правильным умозаключениям независимо от того, к какому объекту они применяются. И эти способы мышления, т. е. законы, составляют его преимущество. В ближайшем будущем мы займемся рассмотрением этих законов тождества и противоречия и увидим, что они базируются на основных отношениях различия и тождества, предполагающих различие двух элементов — объективного и субъективного...
Какая же логика является более правильной — гегелевская?
Согласно гегелевской философии, все прочие логические учения, кроме нее самой, имеют дело только с фактами, гипотезами, но ими не исчерпывается все содержание человеческого познания. За пределами многочисленных и разнообразных данных, доставляемых нам опытом, существует единое и неизменное бытие — ноумен по отношению к явлениям, вид по отношению к индивидам, его составляющим. Эти две стороны действительности являются не только противоположными, но и противоречивыми, однако мы вынуждены познать их в самих предметах. До сих пор, господа, вы ничего нового не услышали. Эта область неизменного есть не что иное, как последняя всеобщность, к которой приводит абстракция. Ноумен, субстанция — понятие, к которому пришли посредством многократного абстрагирования от всех особенностей, присущих не-Я, оставив у него только наиболее общее по отношению к Я — способность воздействовать на Я...
Но гегелевской философии нужны были такие понятия, которые свели бы многообразие к единству, OTHO-
258
сительное к абсолютному и т. д., и они были открыты гегелевской логикой в виде закона — синтеза противоположностей. Всякое противоречие этих двух терминов — тезиса и антитезиса — разрешается в синтезе, который в свою очередь порождает новое противоречие, разрешающееся затем в новом синтезе. Эта на первый взгляд бесконечная цепь противоречий догматически завершается по воле создателя школы в абсолюте, т. е. в том уже упомянутом нами тождестве, которое ни более нп менее как заканчивает исторический прогресс и развитие человеческого разума в эпоху Гегеля и в пределах его системы. Итак, господа, поскольку мы имеем дело не с противоречием, а с относительностью любой идеи, имеющей, как я уже сказал, корни в неразрешимом дуализме нашего мышления, то этот ряд последовательных синтезов не приводит нп к какому окончательному реальному синтезу, а только к словесному.
В этом состоит несостоятельность схоластики, а также и гегельянства. Когда речь идет об отношении или противоположности между объективным и субъективным, то гегелевская философия может лишь словесно привести их в гармонию и назвать этот искусственный синтез абсолютным.
Итак, можно утверждать, что гегелевская логика вопреки своему высокомерному догматизму далека от осуществления своих помпезных обещаний. С другой стороны, формальная логика произвольно сужает пределы той самой науки, которую она так отстаивает.
В логике есть учение об абстракции, исследующее в свете психологических данных принципы, на которых оно основывается. Это правильно, это соответствует научному разделению. Но в логике существует и другая часть — практическая, которая учит, как применять логические законы, показывает, как функционируют уже открытые механизмы умственной деятельности. Разве не является абсурдом отделять эту практическую часть логики от содержания пауки, более того, противопоставлять ей науку? Мы уже доказали, что это является абсурдом даже и в том случае, когда кажется, что мышление функционирует в пустоте. Надо рассматривать не только форму, в которой совершается процесс мышления,
259
но и материальную реальность, на которую он воздействует. Таков единственный путь постижения истины. Таково наше стремление, такова наша высшая необходимость.
Правда, мы расширили пределы логики, но, с другой стороны, ее содержание оказалось хорошо очерченным. Логика — наука о доказательстве. Она начинает с простой интуиции, обеспечивает возможность наблюдения, тщательно заботится об эксперименте, позволяет делать необходимые обобщения и, основывая на этом прочном фундаменте дедуктивный метод, дает нам в руки все элементы для ясного доказательства. Вспомните, господа, что для Аристотеля логика являлась наукой о доказательстве. Если бы отец схоластики жил в наше время, то аристотелевская логика стала бы схоластикой.
