Православная Педагогика - Шестун Евгений
ISBN 5-89510-010-4
Скачать (прямая ссылка):
разработаны. Если не все стороны поддаются исцелению, природа и психологи способствуют развитию компенсаторных функций.
При рождении ребенка духовная сторона его жизни не является совершенной. Она повреждена наследуемым от прародителей первородным грехом, который проявляет себя как склонность ребенка ко греху. В.Д. Шадриков называет это повреждение изначальным злом. «Констатация изначального зла в человеке, - пишет он, - имеет огромное прикладное значение для современной педагогики, формирования теории воспитания. Необходимо отметить, что в настоящее время отечественная педагогика такой теорией не обладает» (8. 66). Духовное исцеление совершается в таинстве крещения, таинстве духовного рождения человека.
Идеалом для новорожденного является его неповрежденность. В рамках земной жизни идеалы меняются; таковыми могут быть лучшие представители человеческой природы. «Так что давайте изучать не калек, - писал А. Маслоу, - а наибольшее, какое сможем найти, приближение к целостному, здоровому человеку. Мы найдем у таких людей качественные отличия - другую систему мотивации, другие эмоции и ценности, другое мышление и восприятие. В некотором смысле только святые представляют собой человечество» (9. 116-117).
Святость - вот идеал, данный человеку в этой жизни, одновременно достижимый и недостижимый. Недостижимый в своей полноте, так как святость не ограничена объективным уровнем, и достижимый для конкретного человека в соответствии с его мерой И ВОЗМОЖНОСТЯМИ. Святость задает особую норму жизни человека. Нормой становится его постоянный рост, постоянное развитие, или, по словам В.П. Зинченко, «развитие как нормы» (4. 72). «Человеком нельзя быть, - заметил A.A. Ухтомский, — им можно лишь делаться» (6. 492).
Идеал святости выводит человека за пределы сравнения, на свой неповторимый жизненный путь. «Сравнение, - писал A.A. Ухтомский, - дело опасное! Сравнивать начинают уже после того, как принципиально допущено сравнение, — иными словами, сравнительное изучение есть логическое последствие предрассудочной посылки, что объекты так или иначе имеют сходство. Таким образом, сравнение всегда опирается на предвзятость, а предвзятость влияет столь сильно, что потребуются, быть может, поколения, прежде чем выяснится, что между сравниваемыми вещами нет ничего общего...
Сначала допускают сравнение — сравнение друга с другими людьми, а потом приходят к выводу, что друг, собственно, ничем не отличается от всех прочих. На самом деле потеря друга и произошла только от того, что когда-то он потерял свою исключительность» (7. 182-183). Показателем развития является сам человек — то, как он меняется по сравнению с собой. Это уже не только развитие как «организма», а личная история человека, которая вплетается в историю человечества (5. 245).
«Личная история» начинается с возникновением индивидуальной психической жизни в момент рождения человека на свет. Жизнь дана как индивидуальная, но развиваться вне социума человек не может. Индивидуальная жизнь становится частью социальной жизни окружающих ребенка людей. По мнению Л.С. Выготского, максимальной социальностью человек обладает в младенческом возрасте. Полная биологическая беспомощность приводит к полной социальной опосредо-ванности отношений ребенка с действительностью (1. 305).
С рождения начинается объективное раздвоение жизни человека: стремление к индивидуальному бытию и невозможность обладания этим бытием вне мира. Мир для новой жизни выступает как среда, в которой развиваются специфически человеческие свойства; она, по Выготскому, является источником развития. «Социальная ситуация развития» (Выготский) для каждого возраста специфична, она тоже развивается и изменяется. Ребенок фактом своей жизни вынужден общаться с предметной действительностью и со взрослыми людьми. В деятельности и речевом общении возникает сознание. «Сознание, — писал Э.В. Ильенков, — собственно, только и возникает там, где индивид оказывается вынужденным смотреть на самого себя как бы со стороны, как бы глазами другого человека, глазами всех других людей, только там, где он должен соразмерять свои индивидуальные действия с действиями другого человека, то есть только в рамках совместно осуществляемой деятельности» (3. 264).
Человек вынужден смотреть на себя. «Воттрагедия человека: куда и к кому ни приведет его судьба, всюду приносит он с собой себя, — писал A.A. Ухтомский, — на все смотрит через себя и не в силах увидеть того, что выше его!» (7. 208).
Если далее следовать по этому абстрактному пути становления человека как существа социального, мы неминуемо приходим к пониманию наличия борьбы человека со средой. Стараясь сохранить себя, человек не только видит себя в социуме, но и пытается созна
тельно или бессознательно все переделать под себя, «ассимилировать среду по себе» (Ухтомский), чтобы наименее беспокоить себя. Человек становится опасен для окружающих. «Наделив человека умом, - пишет В.Д. Шадриков, — природа внесла дисбаланс в гармонию инстинктов индивидуального и видового сохранения. Ум всегда эгоистичен, ум посоветует вначале стать эгоистом, и именно в эту сторону пойдет умное существо, если его ничто не остановит. Ум изобретает орудия труда, благодаря уму человек осваивает процесс их изготовления и учится применять орудия труда. Ум усиливает возможность человека в борьбе за существование, обеспечивает прогресс обществу. Но в то же время ум угрожает нарушить в некоторых пунктах сплоченность общества. И если общество должно сохраниться, то необходимо, чтобы существовал противовес уму, точнее, его индивидной ориентации» (8. 68, 69). *
