Записи физика экстрасенса Илья чусов - Чусов И.В.
Скачать (прямая ссылка):
Потом, много лет спустя, когда я уже занимался бесконтактным лечением, общие друзья попросили меня помочь ему. Ему грозила крупная медицинская неприятность. Когда он о ней узнал, то вообще перестал ходить к врачам. Я связался с ним, установил духовную природу болезни, поделился с ним. Женя был очень вежлив, но я понял, что мое усердие ему не по душе. Я перестал ему звонить по медицинским вопросам, полагая, что все придет в свое время. Мы иногда встречались случайно в Институте и у общих знакомых. По моим подсчетам, он давно должен был помереть, однако этого не произошло. Как-то раз нам пришлось сидеть рядом на каком-то застолье. Я рискнул спросить его, лечится ли он, и как дела. Он посмотрел на меня с доброй отстраненной улыбкой, собрав многочисленные морщинки у глаз:
— А я думал, ты меня лечишь.
— Я тебя не лечу!
Он помолчал и сказал задумчиво:
— А ведь болезнь отступила. Ничего не болит. Я думал, это твоя работа.
Я промолчал. Я знал, что его болезнь никогда не отступает. Это первый случай.
Мне остается добавить только, что после взрыва Женя вернулся в ИАЭ, где получил крупную премию. На нее он и купил свой «запор». Потом он поступил в МИФИ на вечерний факультет, который успешно закончил. Научная карьера не занесла Женю выше заместителя начальника лаборатории. Он занимался автоматизацией экспериментов. Когда ему исполнилось сорок лет (могу ошибиться в точных датах), его вызвали в военкомат и в развязной форме предложили сняться с воинского учета.
— Поскольку армии ты успешно избежал, то и толку от тебя, рядового необученного солдата, никакого, — сказал военком.
В этот момент в кабинет влетела секретарша и, перебивая своего начальника, спросила Женю:
— Вы у нас состоите на особом учете? Вы — капитан второго ранга?
Женя подтвердил. Подполковник-военком с трудом снова обрел дар речи — по званию-то Женя оказался на его уровне:
— Извините, пожалуйста, но вам придется у нас задержаться еще лет на десять. Такими кадрами мы бросаться не можем.
Памяти Михаила Кирилловича Романовского
Двух вещей я прошу у Тебя, не откажи мне, прежде, нежели я умру: суету и ложь удали от меня, нищеты и богатства не давай мне, питай меня хлебом насущным.
Молитва
Когда я вспоминаю МК, то у меня в голове возникает образ одинокого мамонта, который бредет по сибирской равнине и уже не трубит даже — все другие мамонты выбиты или умерли от старости. Он это знает. Ему очень одиноко в этом мире. Ему уже не хочется жить...
— Четвертый раз меняю записную книжку! Понимаешь — все умерли.
Это он мне в сердцах сказал в самом конце ХХ века, когда ему самому исполнялось восемьдесят лет. Но тогда за праздничным столом сидели еще кое-какие его сверстники, а люди моего поколения — его ученики — занимали командные посты.
Он родился в год Октябрьской революции, и его биографию невозможно представить вне биографии молодого многообещающего государства. Я родился через двадцать лет в страшном для этого государства году. Итак, я из другого поколения. Когда капитан Романовский командовал дивизионной или армейской — не помню — связью, я ходил по полутемной Москве в детский сад. Часто трамваи останавливались, и мы с бабушкой возвращались от Зоопарка на Смоленский бульвар пешком, гадая, будет ли дома свет, или придется зажигать коптилку. В этом общность и разница: война затронула всех, но каждого по-своему.
Надо заметить, что пули, снаряды и осколки МК миновали. У него не было даже нашивки за ранение. Где-то он, правда, ногу сломал, но это не считается. У него было ощущение, что некий ангел-хранитель его оберегал в совершенно безнадежных ситуациях. Однажды при какой-то передислокации МК тяжело заболел. Ему дали лошадь, потому что идти он не мог. Когда они пришли в какой-то городишко, у него не было сил самостоятельно слезть на землю. А лошадь стоит на месте и бьет копытами, что-то выкапывая в снегу. Пригляделись и ахнули: выкопала она противотанковую мину! Может быть, действительно не судьба, а Бог хранил МК на войне, чтобы он выполнил свою послевоенную миссию?
Война не затронула его телесно, однако опалила душу. Однажды на одной из наших с ним посиделок он на моих глазах перебрал и стал говорить необычно возбужденно, обращаясь даже не ко мне, а к невидимому собеседнику в моем лице.
— И тогда я выстрелил. Она сидела рядом, где ты сидишь. Красивая польская женщина. Кровь на ее платье и на столе. Кровь фонтаном. Я ее убил одним выстрелом. Но мои ребята, чем они виноваты? Она их убила!!!
Я пытался успокоить его, но он меня просто не слышал. Он продолжал воевать в том прошлом, в котором были пушки и пистолеты, солдаты, отравленные красивой польской женщиной, шла война, с которой он вполне мог не вернуться. Я глядел на него и не мог себе представить его молодым здоровым парнем, который убивает других и сам спасается от смерти. Но это было.
Говорят, что любовь и война списывают все. Мне в это не верится... Первая жена Романовского — он звал ее Ляля — была из Ленинграда. Она прислала ему в действующую армию письмо с просьбой дать согласие на развод, поскольку полюбила другого человека. А дальше было, как в романе: утром приказ наступать на хорошо укрепленные немецкие позиции. МК искал смерти. В атаку пошло девяносто шесть человек. Уцелело тринадцать. В том числе и Романовский.
