Русский язык - Виноградов В.В.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка):
Между тем, в теории, а иногда и на практике, проф. Петерсону не чуждо стремление изучать форму в единстве звука и значения, во всём многообразии её функционирования . Больше того: Петерсон, хотя и полагает, что русский язык «довольно близко стоит» к индоевропейскому праязыку6, однако признаёт, что между ними уже «замечаются немалые различия: 1) В способах образования форм
1 «Введение в языковедение», гл. VIII, § 168. Ср. также статью «К вопросу о построении синтаксиса» («Родной язык в школе» № 8, 1925, стр. 77, 82): «Формальная грамматика требует, чтобы классы слов (части речи) выделялись непременно по формальным признакам и каждый раз по какому-нибудь одному».
2 Пренебрежение ко всем другим признакам, объединяющим формы слова, сказывается в таком рассуждении Петерсона о глаголе: «Словообразовательную группу слов, называемую глаголом, объединяет не только то, что эти слова имеют форму залога и вида, а также то, что они соединяются с одинаковыми падежными формами (без предлогов и с предлогами) и с наречиями, например: читаю книгу, читал книгу... (но, например, чтение книги, читатель книги»)» («Русский язык», 56; «Современный русский язык», 60). Спрашивается, почему бы не признать глагол живой категорией современного грамматического мышления? Мешает схема, вычерченная на основе «форм словоизменения».
1 «Введение в языковедение», § 168—170, «Русский язык», стр. 29—30; «Современный русский язык», 1894, стр. 33—34.
4 J. R i е s, Was ist Syntax? Marburg, 1894, стр. 90; Zur Wortgruppenlehre, Prag, 1928, примечание 59, стр. 144.
5 «Введение в языковедение», задания 7 и 8, гл. VIII, § 160—163; «Русский язык», стр. 27—29; «Современный русский язык», стр. 29—30. Ср. также «Очерк синтаксиса русского языка», гл. IV: «Форма и функция», стр. 33—37.
6 «Введение в языковедение», задания 11 и 12, гл. XII, § 214.
677
отсутствует повторение основы. 2) Отношения между словами в большой ещё степени выражаются формами словоизменения, но уже не в малой степени несамостоятельными словами (предложные конструкции): в нём уже есть элементы аналитического языка, хотя он ещё в большой мере сохраняет свой синтетический характер». Но это понимание традиционного, а иногда даже пережиточного характера элементов синтетического строя в современном русском языке и это указание на рост значения аналитических форм и связанных с ними беззвучных грамматических средств (вроде порядка слов, пауз) в системе русской речи не побудили Петерсона к коренному пересмотру фортунатовской системы, сложившейся на почве изучения «общего индоевропейского праязыка»1. А, между тем, Петерсон в число своих лингвистических путеводителей включает вместе с Фортунатовым и де Соссюра, который в своём «Курсе общей лингвистики» учил: «В языке, как и во всякой семиологичес-кой системе, то, чем знак отличается, и есть всё то, что его составляет. Различие создаёт отличительное свойство, оно же создаёт значимость (valeur) и единицу (unite)» (120). «Значимость целого (слова) определяется его частями, значимость частей — их местом в целом; вот почему синтагматическое отношение части к целому столь же важно, как и взаимоотношение частей» (125). «Взаимопроникновение морфологии, синтаксиса и лексикологии объясняется по существу тожественным характером всех синхронических фактов» (131). «Ассоциирование двух форм — это не только осознание того, что они представляют нечто общее, — это также различение характера отношений, управляющих данными ассоциациями... Можно сказать, что сумма сознательных и методичных классификаций... должна совпадать с суммой взаимодействующих в речи ассоциаций, будь они сознательны или нет. При помощи этих ассоциаций и фиксируются в нашем уме группы родственных слов»... между прочим, и «понятие частей речи» (132). «Материальная единица существует лишь в меру своего смысла, в меру той функции, которою она облечена» (133).
Но самое поразительное в грамматической системе Петерсона — это совмещение и столкновение в ней узко-формальной однопризнаковой классификации слов с логической пестротой деления слов по значению внутри одной и той же категории. Здесь свойственная всей фортунатовской школе недифференцированность термина значение приводит лингвиста ко многим печальным заблуждениям. Например, по мнению Петерсона, «падежные слова означают: 1) предметы; 2) качество в отвлечении от предмета; 3) такое же действие; 4) состояние; 5) количество; 6) предмет в отношении к речи; 7) вопросительные слова (!); 8) относительные слова (!) (кто, что); 9) временные понятия (осень, зима, год, день)»2. Увидеть какую-нибудь внутреннюю логику в этом делении трудно. Набор общих лексико-грамматических понятий, которые можно в каком-нибудь отношении сопоставить с падежными словами, можно продолжить до бесконечности. Например, 10) местные понятия (площадь, улица, район, округ и т. п.); И) понятия причины (причина, основание, мотив и т. п.); 12) понятия цели (цель, задача, установка и т. п.); 13) связь (единство, сочетание, объединение и т. п.); 14) противоположность (контраст, антитеза и т. п.) и мн. др. Но весь этот ряд понятий, случайно подобранных, никогда не может исчерпать всего состава грамматической категории. Само собою разумеется, что такие классификации слов по «значению» лишены для грамматики (и для семантики тоже) всякого значения. Точно так же и перечень значений «родовых слов» у Петерсона можно дополнить многочисленными рубликами вроде: происхождение
