Научная литература
booksshare.net -> Добавить материал -> Лингвистика -> Виноградов В.В. -> "Русский язык" -> 433

Русский язык - Виноградов В.В.

Виноградов В.В. Русский язык — М.: Рус.яз., 2001. — 720 c.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка): russkiyyazik2001.djvu
Предыдущая << 1 .. 427 428 429 430 431 432 < 433 > 434 435 436 437 438 439 .. 482 >> Следующая

3 На Западе Hermann Paul («Prinzipien der Sprachgeschichte») тоже призывал к пересмотру положений Штейнталя об отношении грамматики к логике.
4 Проф. Д. Н. Овсянико-Куликовский, Синтаксис русского языка, изд. 2-е, СПБ, 1912, стр. XII.
649
и грамматическое предложение даёт бытие логическому. Логика зарождается в недрах грамматического мышления и долго остаётся тесно связанной с ним. На известной высоте развития она в большей или меньшей мере освобождается от ферулы грамматических категорий и организуется над языком как высшая инстанция мысли, которая, однако, не управляет им, а только царствует. Между логикой и языком устанавливается известный modus vivendi» (XIV—XV)1.
Таким образом, в психологический анализ слова и грамматических категорий врывается своеобразно окрашенная струя логицизма. Она отражается уже на решении Овсянико-Куликовским вопроса о природе отдельного слова. Отношение к отдельному слову кладёт резкую грань между ним и Потебней. Овсянико-Куликовский считал необходимым доказывать, что отдельные слова существуют в действительности, т. е. в практике «речи-мысли», и доказательство их реального существования видел в том, что «существуют отдельные представления и понятия» (XVIII). Он ставил процесс обособления слов как самостоятельных «единиц речи-мысли» в связь с расширением номинативной функции слов. «Слово, освобождаясь от предложения, где оно всегда приурочено к конкретному значению и, так сказать, прикреплено к месту, приобретает подвижность, способность обозначать и обобщать представления и становится само по себе ценностью, превращаясь в разменную и ходкую монету речи-мысли» (XXX). Но уже система доказательств бытия отдельных слов (вне рамок предложения), а ещё больше самый способ определения структуры слова обнаруживают глубокую пропасть между Потебней и Овсянико-Куликовским даже в методе истолкования грамматических явлений. Овсянико-Куликовский, видоизменяя характерные для Потебни приёмы генетического исследования грамматического мышления, подменяет анализ языковых форм анализом психологических процессов, «актов», сопровождающих понимание языка2. Заявив вслед за Потебней, что «некогда, на древнейших ступенях развития языка, любое слово могло быть предикативным», что «тогда в практике речи-мысли, действительно, отдельных слов не было», и «единицей речи было не слово, а предложение» (XXV), Овсянико-Куликовский затем в таких психологических красках рисует процесс образования отдельных слов в языке: «Освобождение слов от тяготы предицирования и эмоциональности, а потом оттеснение грамматических форм в подсознательную сферу — это были процессы сбережения и освобождения энергии, которая и пошла на создание логической мысли» (XXX)3.
Отсюда было недалеко до подмены самого слова как языкового факта, как исторической реальности, разными психологическими понятиями и явлениями. Так и случилось на самом деле. По Овсянико-Куликовскому, слово есть «ассоциация содержания (представления, понятия и т. д.), данного в светлой точке сознания, с звуковым комплексом, отражающимся между двумя порогами (т. е. порогом сознания и порогом внимания. — В. В.), и с грамматическою формою, которая, пребывая в сфере бессознательной, аперципирует содержание известною грамматическою катего-риею (существительным, глаголом и т. д.)» (5—6). Уже из этого определения ясно,
' Точно так же и школа И. А. Бодуэна де Куртенэ, несмотря на характерный для неё психологизм, никогда не противопоставляла психологического истолкования грамматических фактов логическому, хотя и признавала «необходимость строгого отделения научно-грамматического изучения языка от научной логики». См. замечания В. А. Богородицкого о смысловой природе предложения («Общий курс русской грамматики», изд. 4-е, Казань, 1913, стр. 285—287 и, в переработке, изд. 5-е, М.-Л., 1935, стр. 203—204). Ср. статью Л. В. Щ е р б ы «О частях речи в русском языке» (сборник «Русская речь», нов. серия, II, Л., 1928). Несостоятельность традиционного деления научных течений в области грамматики на логическое, психологическое и формальное ясна и из характеристики их в разных (преимущественно методических) работах. См., например, К. Б. Б а р х и н и Е. С. Истрина, Методика русского языка в средней школе, изд. 3-е, М., 1937, стр. 12 и след.
2 «В языке, т. е. в нашей умственной деятельности, известной под названием «языка», в так называемом «грамматическом мышлении», происходят сложные акты мысли, большею частью протекающие в сфере бессознательной. В том числе там совершаются разного рода «грамматические умозаключения» («Синтаксис», стр. 54).
1 Ср. также «Синтаксические наблюдения» Д. Н. Овсяник о-К уликовского («Журн. Мин. нар. проев.», май 1897; май 1898; июнь 1899).
650
что понятие грамматической формы для Овсянико-Куликовского должно слиться с понятием «грамматической формы восприятия» (XVIII), формы живого процесса «речи-мысли»; при этом упор переносился с «речи» на «мысль», т. е. на психические акты, составляющие «грамматическое мышление». Грамматические формы — это не только категории грамматического мышления, но и виды «умственной работы», это «акты языковой мысли, характеризующиеся внешними знаками» (например, суффиксами и окончаниями). Оценка «звуковой формы» у Овсянико-Куликовского та же, что у Потебни. Ведь если «в прогрессирующих языках» многие слова лишены и «этих внешних знаков грамматических форм», отсюда ещё нельзя заключать об отсутствии форм в таких словах. «Они (т. е. формы — В. В.) есть, но только они поставлены в зависимость от форм синтаксических. Слово узнаётся как существительное, прилагательное, глагол по контексту речи, по его роли во фразе, предложении. Но раз оно узнаётся в этом смысле, т. е. определяется (аперципируется) как существительное, прилагательное, глагол и т. д., то, значит, эти грамматические категории существуют в уме говорящих, а, стало быть, существуют грамматические формы слов» (8—9). Ведь грамматические категории — это «отделы или рубрики» языкового мышления. «Весь материал представлений, образов, понятий, приобретаемых нами в течение жизни и в меру нашего умственного развития, распределяется по этим рубрикам, которые являются необходимыми формами нашего мышления» (3). Логическим следствием такого «психологизованного» понимания грамматической категории является следующее определение грамматической формы: грамматическая форма — это «особая работа мысли, совершающаяся автоматически в бессознательной сфере недалеко от порога сознания» (7) и состоящая в аперципировании лексического содержания грамматической категорией. В языке Овсянико-Куликовского понятие «частей речи» почти совпадает с понятием «грамматических форм» (в отличие от форм синтаксических в собственном смысле) (ср. выражения вроде: «мы можем приступить к рассмотрению частей речи, т. е. грамматических форм») (32). Каждая часть речи определяется как особая «форма или работа мысли». «Части речи суть особые формы мысли, которые служат нам для переработки получаемых нами впечатлений» («Синтаксис», 43). Невольно вспоминается тезис Ф. И. Буслаева: «Части речи суть не иное что, как различные формы мысли»1. Таким образом, в концепции Овсянико-Куликовского внешние формы грамматического выражения ещё дальше, чем у Потебни, отходят на задний план грамматики, а выдвигается и демонстрируется освещение «формальных (грамматических) значений слов» (36) в духе и стиле волюнтаристической психологии. «Формальное (грамматическое) значение слов — это то, в силу которого они распределяются между частями речи» (36).
Предыдущая << 1 .. 427 428 429 430 431 432 < 433 > 434 435 436 437 438 439 .. 482 >> Следующая

Реклама

c1c0fc952cf0704ad12d6af2ad3bf47e03017fed

Есть, чем поделиться? Отправьте
материал
нам
Авторские права © 2009 BooksShare.
Все права защищены.
Rambler's Top100

c1c0fc952cf0704ad12d6af2ad3bf47e03017fed