Русский язык - Виноградов В.В.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка):
Вместе с тем Аксаков очень тонко и точно проводил пограничную черту между грамматикой и словарём, а также этимологией, как частью исторической лексикологии, различая продуктивные (грамматические) и непродуктивные (этимологические) формы словообразования и словоизменения: «Невозможность для окончания свободно примыкать и отделяться есть... принадлежность окончаний этимологических, или словопроизводных. Окончания же грамматические живы и переходят от слова к слову, в иных словах кристаллизуясь и теряя своё значение»2.
Но как ни интересны и как ни плодотворны были бы исторические разоблачения архаических основ современной грамматической теории и как ни увлекательна задача воскрешения свежих идей и материалов, похороненных под фундаментом ортодоксальной сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков и примыкавшей к ней описательной грамматики русского языка, — ещё настоятельнее и неотложнее необходимость детального критического разбора живых и взаимно враждебных, противоречивых грамматических направлений современности.
3. Грамматическая концепция А. А. Потебни и её идеалистический философско-лингвистический фундамент
Роль А. А. Потебни и его школы в истории русского языкознания необычайно велика. Потебня произвёл переворот в грамматических теориях, которыми до него питалась наука о русском языке. Углубление учения о слове, о грамматической форме и грамматической категории, интерес к синтаксическому и семантическому исследованию элементов речи — всё это вносило новую, свежую струю в изучение русского литературного языка. В самой грамматике обнаруживались источники и формы художественно-языкового творчества. Уже Ф. И. Буслаев боролся против сухого логицизма, рационалистического априоризма и антиисторизма грамматических систем конца XVIII и первой половины XIX в., но мог противопоставить им лишь схематические чертежи исторической эволюции разрозненных языковых явлений, нередко рассматриваемых и оцениваемых под традиционным углом грамматического зрения. К. С. Аксаков, вооружённый гегельянской философией, с необыкновенной остротой вскрыл теоретическую бедность и отсталость «Опыта исторической грамматики русского языка» Буслаева3. И вот, в учении Потебни, увлечённого лингвистическими теориями Вильгельма Гумбольдта и Штейнталя, открылся сложный и разнообразный мир творческого мышления, отражающегося в слове и непрестанно преобразующего грамматическую и лексическую систему языка. Семантика становилась «душой» грамматики, а методом семантического анализа — субъективноидеалистический психологизм с оттенком интуитивизма.
Грамматические идеи Потебни послужили основой синтаксической системы Д. Н. Овсянико-Куликовского, во многом определили путь синтаксических наблюдений А. М. Пешковского и дали сильный импульс грамматическим исследованиям акад. А. А. Шахматова. Однако никто из русских последователей и продолжателей Потебни не связал так тесно и прочно грамматические вопросы, вопросы языковой техники, с формами мышления и познания, как сам Потебня, который писал: «Как на вопрос о причине такой-то формы стружки, муки и т. п. можем ответить, отвлекаясь от свойства вещества и работы, лишь указанием на форму струга, мельницы с её жерновами и ситами и т. п., так, отвечая на вопрос о причине такой-то формы нашего знания, нельзя миновать указания на образуемые и образующие формы языка, каковы слово, предложение, часть речи; ибо этими формами различно, смотря по языку и его поре, делится и распределяется всё мыслимое, доходящее до нашего сознания»4.
1 «Сочинения филологические», ч. 1, стр. 530.
2 «Сочинения филологические», ч. 2, стр. 56—57; ср. также стр. 70, 74, 531.
3 Там же, ч. 1 и критический разбор «Опыта исторической грамматики» Ф. И. Буслаева, ч. i.
4 А. А. Потебня. Из записок по русской грамматике. III, Харьков, 1899, стр. 641. Характерно, что Гумбольдт также в понятие формы языка включает и его семантические особенности, самую техни-
634
Потебня строил свою грамматическую систему, исходя из лингвистических взглядов Вильгельма Гумбольдта и Штейнталя. С характерным для Гумбольдта пониманием речи как творческой деятельности был связан обострённый интерес к синтетическим актам и формам языка. Поэтому в концепции Гумбольдта особенное место заняла теория предложения1. «Душой» предложения Гумбольдт, в согласии с традицией, объявил глагол, которому «акт синтетического сказывания (собственно «предлагания» — по связи с «предложением» — «Setzen», «Satz») присущ как грамматическая функция». «Между глаголом и остальными словами, попадающими в простое предложение, — писал Гумбольдт, — резкая разница, которая не позволяет ставить его на одну доску с ними. Все остальные слова предложения представляют собою, так сказать, мёртвый, ещё только подлежащий соединению материал, — один глагол является не только живым, но и животворящим средоточием»2. Так определяется в системе Потебни приоритет предложения над словом, вырастает идея органического единства между «частями речи» и «членами предложения», и глагол становится осью грамматического мышления. Вместе с тем от Штейнталя (а также от Макса Мюллера) Потебня воспринимает учение о предикативности, о сказуемости как о первичной организационной форме самостоятельного слова. «Всякое наименование, — писал М. Мюллер, — есть классификация, есть подведение единичного под родовое, и всё, что знаем — эмпирически или научно, — мы знаем только благодаря нашим общим идеям... Всякое слово есть первоначально сказуемое предмета»3. Точно так же Штейнталь (вслед за Гумбольдтом) видел в первобытном слове (Wurzelwort) слово-предложение, а «слова развитого языка» рассматривал (пользуясь остроумным выражением Гербарта) как «мусор», образующийся от выпадения элементов из состава предложения. Вследствие постоянного перекрещивания суждений «предложения разрезаются на части, так что слова подлежащего и слова сказуемого расщепляются в сознании из единства суждения. То же самое делается с атрибутивными и объективными (т. е. дополнительными) словами))4.
