Русский язык - Виноградов В.В.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка):
Параллельно развивается употребление инфинитива для выражения субъективного оттенка нерешительности, сомнения, недоумения, эмоциональных колебаний или для выражения сознания бесцельности действия: «Что же делать, если обманула та мечта, как всякая мечта?» (Блок); «Пошли и они — не оставаться же на корабле вечно» (Короленко); «И к чему же, за что себя убивать?» (Чехов, «Мститель»), Изучение экспрессивно-модального
490
употребления инфинитива неотделимо от наблюдений над различиями интонационной структуры соответствующих конструкций.
Инфинитив легко принимает на себя и функции условно-желательного наклонения, например: «Вам хоть бы концерты давать» (Тургенев, «Дворянское гнездо»); «Покурить бы теперь...» (М. Горький, «Емельян Пиляй»); «Ехать бы нам» (Чехов, «Вишневый сад»); «Одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку» (Лермонтов, «Княжна Мери»); Вздремнуть бы! Он выступает и в роли изъявительного наклонения со своеобразными экспрессивными оттенками. Так, инфинитив несовершенного вида употребляется в значении прошедшего времени с интенсивно-начинательным оттенком, например: А он —бежать; Дрозд горевать, дрозд тосковать.
В народных пословицах инфинитив нередко сочетается непосредственно с обозначением субъекта, особенно в противительных словосочетаниях. Например: Люди пировать, а мы горевать; Люди молотить, а он замки колотить; Муж в поле пахать, а жена руками махать; Муж зевать, а жена спать.
Противопоставленные здесь действия не прикреплены ни к какому определенному времени. Они осознаются как обычные и как взаимообусловленные, как параллельно возникающие и протекающие. П. Глаголевский правильно отмечал, что здесь речь идет не всегда о начале действия и, во всяком случае, не только о начале действия, но и «о самом действии, понимаемом под единственным условием напряженности или продолжительности»431.
Сюда примыкает разговорное употребление инфинитива с частицами ну, давай с явственными оттенками волюнтативного наклонения (а он ну кричать ).
Применение инфинитива в функциях изъявительного (ср., например, в предложениях: «Не сносить тебе головы»; «Взглянуть, как треснулся он — грудью или в бок» — Грибоедов), условно-желательного, волюнтативного и повелительного наклонений обнаруживает большую широту модальных колебаний этой формы.
Подробное описание всех инфинитивных конструкций этого рода, их функций и круга их стилистического использования — задача синтаксиса предложения.
7. КАТЕГОРИЯ ЗАЛОГА § 69. Грамматические учения о залоге до половины ХГХ в.
В современном русском глаголе категории наклонения, времени и вида очень тесно связаны. Категория вида является семантической базой форм времени и наклонения. Она определяет объем г наг ольного слова, круг его форм. Категория вида сплетается и с категорией залога*, которая, в свою очередь, лежит уже на самой пограничной черте между грамматикой, лексикологией и фразеологией, а в области грамматики — ближе к синтаксису предложения, чем к морфологии слова. Самый термин $ а л о г (перевод греческого diathesis) употребляется уже в древнейших грамматиках церковнославянского,
* О связи категории вида с категорией залога писалось не раз. Например, А. С. Будилович замечал: «Видовая начинательность совпадает со средним залогом, т е. с действиями безобъектными и инерционными, а потому как бы безрезультатнь ми»4'2. В. Вундт сближал Aktions-arten с залогами, рассматривая их как «залоговую форму с каким-либо побочным временным представлением» (Genusform mit irgend einer zeitlichen Neber vorstellung)43:'.
491
а затем и русского языка*. Будучи калькой, точным морфологическим слепком греческого слова 435, этот термин издавна не удовлетворял русских грамматистов (даже тех, кто признавал категорию залога живым и существенным элементом грамматической системы русского глагола). В понятие залога вкладывалось и вкладывается крайне разнообразное и противоречивое лексико-грамматическое содержание.
Учение о залогах до сих пор содержит очень много неясностей.
Оно наметилось еще в грамматике Мелетия Смотрицкого, а в русской грамматике Ломоносова уже вырисовываются ясные контуры традиционных школьных шести залогов русского глагола (действительного, страдательного, возвратного, взаимного, среднего и общего)**. Ломоносов же обратил внимание на связь залоговых форм с различиями реальных значений глаголов и с различиями их синтаксического употребления. Но уже с самого начала XIX в. стали возникать сомнения, пригодно ли вообще учение о залогах для русской грамматики, соответствует ли оно природе русского глагола 436. Вместе с тем разные грамматисты по-разному понимали объем и грамматическое содержание категории залога; одни видели в залоге лишь отражение отношений действия к объекту, другие включали в круг залоговых значений, сверх объектных отношений, и разные отношения действия к субъекту, третьи стремились ограничить понятие залога выражением отношения к субъекту. Вопрос о категории залога связывался и с общим синтаксическим вопросом о развитии субъектно-объектного строя предложения. По мнению многих лингвистов, залоговое значение глагола устанавливается и определяется лишь в контексте предложения. В грамматиках первой половины XIX в. учение о залоге сводилось к лексико-синтаксической классификации глаголов по характеру отношения действия к объекту. Выстраивались те же шесть ломоносовских залогов: 1) действительный, или переходящий, т. е. управляющий винительным падежом прямого объекта; 2) возвратный и 3) взаимный (оба образуются посредством присоединения -ся): 4) средний (или непереходя-ший); 5) страдательный (противоположный действительному) и, наконец,
