Русский язык - Виноградов В.В.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка):
Этот второй путь был намечен еще Ломоносовым, Востоковым, Буслаевым, К. С. Аксаковым и проторен А. А. Потебней. А. А. Потебня, опираясь на взгляды
В. Гумбольдта и Штейнталя, создал своеобразную философию глагольности, являющуюся опорой его учения об исторической эволюции основных категорий языка и мышления. Глагол, по Потебне, — это высшая, наиболее отвлеченная, наиболее конструктивная и прогрессирующая категория языка. С организацией глагола был связан переход от древнего именного строя предложения к глагольному. В своей эволюции глагол все более и более развивает энергию отвлеченности. Обозначая действие, процесс, он выделяется из синкретизма первобытного слова уже после имени существительного и прилагательного и, пройдя через стадию причастий и инфинитива, формы, промежуточной между именем существительным и глаголом, обрастает категориями лица, вида, времени, наклонения и залога. Дальнейшая история глагола — история вытеснения им имен с основных грамматических позиции, история оглаголивания других категорий, история роста глагольных типов предложения за счет номинативных, именных. Категория действия, процесса, силы, энергии все более ограничивает сферу именных категорий. Она содействует логической концентрации речи, устраняя раздробленность элементов предложения. Ведь именное предложение в эпоху господства имени, в эпоху господства категории существительности, субстанциальности было лишено надлежащей связности и единства. Таким образом, по Потебне, процесс усиления глагола, роста его грамматического влияния сопровождается распространением глагольной энергии на те группы слов, которые прежде примыкали к имени существительному как антиподу и антагонисту глагола (ср. историю кратких форм имени прилагательного).
Теория Потебни, утверждавшая главенство глагола в системе частей речи, видела в развитии языка процесс непрерывного оглаголивания. Эта теория в применении к русскому языку была принята Овсянико-Куликовским, поддерживалась проф. Пеш-ковским5 и в той или иной форме оказала громадное влияние и на современную грамматическую традицию и на ходячие стилистические оценки и приемы синтаксического и лексико-морфологического анализа*.
Между тем эта теория, особенно в ее одностороннем развитии, противоречит самым простым и очевидным фактам современного русского языка**. Прежде всего
* Отсюда даже несколько сенсационные названия отдельных статей, вроде статьи Г. В. Винокура «Глагол или имя?»;6 ср. его же статью «О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии»7.
** Очень показателен протест А. А. Шахматова против грамматического «дифирамба глаголу». Шахматов «не обнаружил ни малейшей склонности к столь распространенному взгляду на глагол как на существенный признак предложения. Точно так же не признавал он усмотренного Овсянико-Куликовским «оглаголения» и в главном члене безглагольного односоставного предложения. Ссылаясь на работу Meillet, он считал именные предложения унаследованными из индоевропейского праязыка. Во всех современных синтаксических системах — у Потебни, Фортунатова, Пешковского, Дельбрюка, Пауля и Вундта — он слышал незаслуженный «дифирамб глаголу»8; ср. также вводную статью С. И. Бернштейна «А. А. Шахматов как исследователь русского литературного языка» к четвертому изданию «Очерка современного русского литературного языка» акад. А. А. Шахматова.
350
бросается в глаза не только глубокое взаимодействие между категориями имени и глагола, но и широкое развитие отыменных форм в самой системе русского глагола. Кроме заимствованных слов на -изировать, -ировать, -овать, кроме разряда глаголов с суффиксом моментальности -ну-(-ану-) и производных видовых форм на -ывать, ?ивать, кроме отглагольных приставочных образований (лить — залить, налить, влить, вылить, долить, полить, пролить, перелить, слить, облить, разлить), все остальные глагольные группы живут и пополняются преимущественно отыменными образованиями (сапожничать, бездельничать, белить, седеть, горевать и т. п.). Именные основы все шире и шире вливаются в область глагола и производят в ней резкие изменения. Их влияние отчасти сказалось на вытеснении и резком сокращении форм так называемого «многократного» вида, а также вообще на ослаблении значений и оттенков кратности. В непереходных отыменных глаголах суживается сфера употребления приставок (например, светлеть только с приставкой по-: посветлеть; краснеть — покраснеть и раскраснеться; хорошеть — похорошеть; свирепеть — освирепеть и рассвирепеть и т. п.) и ограничивается разнообразие видовых оттенков. Причастия настоящего времени действительного залога и страдательные причастия при наличии благоприятных условий все более и более освобождаются от элементов глагольности и развивают качественные значения (ср.: растерянный вид, убитая физиономия, истасканное лицо, недосягаемая высота, раздражающее впечатление и т. п.). Страдательные формы спряжения, сложившиеся на основе нечленных причастий (типа накрыт, был накрыт, будет сказано), все сильнее вовлекаются в категорию состояния и теряют залоговый оттенок пассивности. Они становятся выражением безобъектного состояния. Залоговые значения страдательности в них поддерживаются аналитически — присоединением формы творительного падежа для обозначения производителя или орудия действия (ср., например: взволнован, угнетен, забит и т. п.), а также — соотносительностью с активными, действительными оборотами. Рост качественных значений в страдательных формах причастий несомненен. Семантико-грамматический параллелизм их с активными глагольными оборотами все более и более нарушается. Во всем своем объеме эта картина взаимодействия глагола с другими категориями может раскрыться только после анализа всех грамматических форм глагола. Ясно лишь одно, что борьба разных грамматических классов в современном русском языке вовсе не отражает абсолютного перевеса глагола. Учение о первенстве глагола среди знаменательных частей речи покоится на убеждении, что предикативность — основной признак предложения и что предикативность является синонимом глагольности. Между тем вопрос о предикативности как синтаксической категории — вопрос спорный и еще недостаточно разъясненный9. Вопрос о структуре глагольного слова необходимо разрешать не руководствуясь предвзятыми идеалистическими теориями (как Потебня) и не увлекаясь логической прямолинейностью классификационной схемы, механически кромсающей живую ткань языка (как ученики Фортунатова).
