Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
87
дей к "источнику царственности", преследуя золотого оленя.
Разумеется, и у кельтов, и у индийцев эта модель мира воплощалась помимо фольклорных сюжетов также в мифологических нарративах и в ритуальных схемах. Обрядовым фоном ирландской легенды служил, в частности, обычай ритуального бракосочетания короля с землей его страны27. Мифологические связи здесь проследить труднее, так как ирландская мифология в результате христианизации дошла до нас во фрагментах и с существенными искажениями; тем не менее богиню, персонифицирующую царскую власть, можно усматривать и в Эриу, богине-эпониме Ирландии, и даже в христианской покровительнице страны святой Бригите (предположительно от бриг — "власть", "превосходство"). Некоторые авторы видят литературную трансформацию этого образа в фигуре "носительницы Грааля" из рыцарского романа (которая, подобно женскому персонажу ирландской легенды, наделена двойственной природой, является то прекрасной, то безобразной)28. Фольклорным отражением этого мифологического персонажа обычно считают образ легендарной королевы Медб29. Но и в самом сюжете о королевичах на охоте героиня являет собой несомненно мифологическую фигуру богини, олицетворяющей царскую власть (Flaith), супруги царей. Этот образ уже не раз сопоставляли с древнеиндийской богиней власти, изобилия и царской удачи, также супругой небесных и земных царей — Шри30. Однако сопоставление не фрагментов мифологических систем в полноте их внутренних связей и даже не сюжетов, а лишь отдельно взятых мифологических образов не могло служить достижению намечавшейся исследователями цели реконструкции общеиндоевропейского мифа. Привлечение к сравнению по тому же принципу мифологических образов из других помимо индийской и кельтской индоевропейских традиций и расширение круга связанных с ними разнородных сюжетов способствовали лишь тому, что сопоставление делалось все менее убедительным. Кроме того, занимаясь поисками общеиндоевропейской мифологической основы сюжета "Безобразной невесты" и привлекая при этом образ Шри, исследователи долгое время проходили мимо древнеиндийского мифологического повествования из "Ma-хабхараты", воплощающего данную модель мира, содержащего образ Шри и являющегося примечательным аналогом сюжету "Безобразной невесты"31.
Этот архаический миф, впервые сопоставленный с сюжетом "Безобразной невесты" А.Хилтебейтелем32, не дошел до нас целиком в своем первоначальном виде, его приходится реконструировать по содержащимся в "Махабхарате" Фрагментам, некоторым индуистским реинтерпретациям и фольклорно-эпическим отражениям. Наиболее полная сохранившаяся версия сюжета — "миф о пяти Индрах" (Мбх.1.189) — представляет собой тенденциозно-индуистскую его переработку, за которой только тщательный анализ позволяет выявить ключевые мотивы субстратного сюжета. В завязке 88 Я. В. Васильков
Индра устремляется вверх по Гангу, чтобы узнать, откуда плывут золотые лотосы. У истока реки он встречает плачущую женщину, слезы которой превращаются в лотосы; это — Шри, но Индра не узнает ее. Индра спрашивает ее о причине слез, и женщина приводит его к горной вершине, на которой Шива в образе прекрасного юноши играет в кости с Парвати. Обращаясь к нему, Индра хвастливо провозглашает себя владыкой богов и всего мира, но "юноша" парализует его взглядом, так что Индре остается стоять "столбом" до тех пор, пока Шиве не наскучивает игра. Тогда Шива приказывает Шри "подвести его поближе"; от прикосновения богини тело Индры расслабляется, и он падает на землю. Затем по велению Шивы Индра сдвигает с места горную вершину и видит в открывшейся под ней пещерной полости четырех таких же "Индр", как он сам, заточенных сюда Шивой за тот же проступок, в котором повинен и он: непомерную гордость. Шива заключает сюда же и нашего Индру, обещая, впрочем, что через некоторое время все пятеро воплотятся на земле в славных царях-воителях (Пандавах), а воплощение Шри (Драупади) явится им всем общей супругой. Только отбыв это наказание и совершив множество ратных подвигов, смогут они вернуться в небесный "рай Индры".
Если отбросить в этом повествовании все, что связано с тенденцией утверждения превосходства нового, индуистского божества — Шивы, и заодно мотивировку странного для носителей традиции в тіовднюю эпоху брака Драупади с пятью Пандавами, мы можем восстановить первичный миф о походе Индры к источнику царственности в его наиболее существенных звеньях. Индра в этом первичном мифе, несомненно, не был посрамлен, но достигал своей цели; соответствующий фрагмент мифа сохранился в эпизоде (Мбх. ХІІ.221), где Индра встречает Шри, вверяющую ему себя, а вместе с тем власть над миром, у истока Ганги33 "Парализованными", приведенными в состояние, подобное смерти, в первичном мифе были, вероятно, предшественники, соперники или спутники Индры, "недостойные царства". Можно сравнить это с легендой о Виджае и—ниже—о встрече Пандавов с "якшей", а также с эпизодом перехода Шри к Индре от пребывающего в состоянии "временной смерти", "связанного путами Времени", побежденного "прежнего Индры" — Бали (Мбх.XII.216—218). Этот эпизод, однако, представляет собой фрагмент того же мифа в его "демоно-борчЛКом" аспекте, вследствие чего действие здесь смещено из "центра мира" к "краю земли", берегу океана, где пытается укрыться преследуемый демон. Возможно, и сам Индра на пути к своему триумфу проходил испытание "временной смертью" или "магическим сном" (ср. эпический мотив "едва-не-смерти" героя накануне окончательной победы /в связи с миф^м3"/ или мотив "испытания сном" героя волшебной сказки перед битвой со змеем35), и результатом переосмысления явился лишь момент его посрамления вместо победы, заточения его в пещеру вместе Древнеиндийский вариант сюосета о "безобразной невесте" 89
