Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
широкую объектную сферу.
* * *
Весьма показательно, что в исследованиях, посвященных архаичным коллективам и соответствующему типу сознания, "функционалисты" и "символисты", выявляя и устраняя многие малосущественные, вторичные или вовсе мнимые разли- O ритуале. Введение в проблематику 33
чия и противоречия между мифом и ритуалом, приходят к более глубокому и четкому определению их общей основы, позволяющей говорить о мифо-ритуальном единстве и тем самым открывают путь к решению вопроса о подлинных ргъпсгрга divisionis, лежащих в основе мифа и ритуала и проявляющихся там и тогда, где и когда миф и ритуал оказываются неравными друг другу. Вместе с тем представители названных направлений вводят миф и ритуал и в более широкие общности, анализ "немифоритуальных" частей которых в известной степени проясняет кое-что и в самой "мифо-ритуальной" сердцевине56 Особое значение в этом контексте приобретает обращение к символическим формам поведения, высшей формой реализации которых и является ритуал57
В данном круге идей особое значение имеет то, что символическое непосредственно отсылает к проблеме текста и к теме "священного" ("сакрального") , имеющим живую связь с мифом и ритуалом.
Одной из важнейших форм символического поведения надо признать создание текстов данной традиции, ориентированных на нее самое, точнее, на то, как она мыслит, "сознает" самое себя (речь идет о текстах, представляющих собой автометаописание данной традиции), а также обеспечение целостности и сохранности этих текстов во времени и пространстве58. Тексты этого типа, принадлежа к кругу символических форм поведения, вместе с тем выступают как условие их функционирования, как средство их сохранения (ситуация части целого, описывающей через себя целое, или, если актуализировать личностно-временнбй аспект, образ поэта: Ты — вечности заложник\ У времени в плену). Благодаря этой двухфункциональности ("быть X" и "быть описанием этого X", в более широком плане, связывающем онтологию и гносеологию, — "быть" и "сознавать это бытие")59 такие тексты реализуют два, казалось бы, противоположных аспекта: с одной стороны, актуальная конкретность и единственность (здесь и теперь), исчерпываемость смысла текста данным случаем, с другой стороны, потенциальная неисчерпаемость (везде и всегда) и множественность смыслов, способность откликаться на разные ситуации. Соединению в тексте этих двух аспектов соответствует во временном плане связь прошлого и настоящего (будущего), осуществляемая через возможность соотнесения данного конкретного случая (настоящее) с прецедентом (сакральное прошлое), т.е. именно та конститутивная схема, которая характеризует ритуал и миф. В этом смысле "тексты данной традиции" и должны пониматься как миф, если только они обладают способностью воплощать в себе °ба указанных аспекта60. Будучи носителем "священного" в его, так сказать, видимой части и указателем .невидимой, скрытой части его, миф тем не менее не совпадает полностью со "священным", хотя последнее "живет" прежде всего в мифе и ритуале, мифом и ритуалом (о связи "священного" с ритуалом см. несколько далее). Дело в том, что миф не только помогает приблизиться к "священному", з Зак. 493 34 В.И.Топоров 1
"захватить" какую-то часть его, но он также членит и связывает, анализирует и синтезирует, преобразует как синтагматику, так и парадигматику. При этом каждый шаг мифопоэтической мысли есть одновременно и победа и поражение, приобретение ("захват") "священного" и его отчуждение, т.е. такое постижение (прикосновение) "священного", которое, переводя творца и потребителя мифа на более высокую ступень мифологического сознания, сразу же помещает его на этой ступени в ситуацию "нового" непонимания (разъединения) "священного", необходимости очередного включения мифологической мысли в его постижение61. Миф полноценен, т.е. жив, лишь постольку, поскольку он связан со "священным" абсолютной необходимостью его постижения, поскольку он мыслит себя в неотъемлемой связи с ним. Но и "священное" живет мифом, и его скрытные глубины ориентируются на потенциальную бесконечность и неисчерпаемость мифотворчества. Миф, претендующий на адекватное отражение "священного", на его постижение (приникание — проникание), наконец, на присутствие этого "священного" в нем самом, может быть уподоблен орудию, изменяющемуся в процессе его использования: каждый "захват" в сфере "священного" означает одновременную кристаллизацию мифа, его овеществление и отчуждение от святыни, утрату его орудийности, необходимость его замены новым мифом (изменившимся орудием). "Священное", стремящееся к воплощению и самовыражению, также нуждается в мифе, подобно пламени, живущему только при том условии, что его источником служит топливо, непрерывно изменяющее свою субстанцию в сторону концен-трированности, интенсивности, особой энергетичности. Эта внутренняя противоречивость мифа (его "диалектич-ность"), одновременная отданность двум противоположным процессам — мифологическому смыслостроительству и деградации мифологических смыслов — должна, конечно, учитываться и при анализе мифо-ритуальных текстов как одной из символических форм поведения62, и при изучении
