У истоков русской грамматической мысли - Кузнецов П.С.
Скачать (прямая ссылка):
II
Язык, грамматический строй которого рассматривается в указанных выше грамматиках, — это язык церковнославянский, господствовавший в то время в литературе не только церковной. Форма языка, более близкая к живой речи, употреблялась тогда главным образом в памятниках юридического характера. Вследствие этого не у всех грамматистов существовало даже отчетливое представление о церковнославянском и русском (или украинском) языках как о языках различных. Так, Дмитрий Толмач даже термины „словенский" и „русский" употребляет недифференцированно, а как синонимы. Это можно видеть на основании сопоставления хотя бы следующих мест: говоря об употреблении в латинском языке sa-cerdos как в мужском, так и в женском роде, он указывает, что „в нашем же словёнскомъ ГгізьіцЬ сие ймА
сщенникъ не шбщаго рода, но москаго, и не вратйтсА из
д
рода в ро___"; а немного ниже о роде латинских aquila
и milvus он пишет: „А идЪже здЪ аквйла и мил'вЬсъ не
г т л
преведёни на рІЇское, т^ подобае по латьіньскиї (ті)
л ж
имена смістна рода, а по р8скии же сі <Ьба м8ска рода..." Таким образом, здесь по совершенно подобному поводу говорится в одном случае „словенский", в другом „рус-кий" язык.
Впрочем, Смотрицкий имел уже достаточное представление о различии между книжным церковнославянским и живым разговорным („русским", по его терминологии, но речь в данном случае, как мы уже видели, идет собственно об украинском языке), о чем свидетельствуют его параллельные переводы с греческого на „словенский" и „русский". Ср., например: „оудёржи газйкъ свой Cv
6 Подробнее о Смотрицком см. Н. Засадкевич. Мелетий Смотрицкий как филолог. Одесса, 1883.
И зла и оустні свбЬ еже не глати, л'стй — галмеи газыкъ свои W злого) и уста твой нехай не мбвАтъ зрады". В московском издании эти переводы как несоответствующие нормам русского (в нашем смысле слова) языка были опущены.
Наши грамматисты, как и грамматисты других стран того времени, во многом находятся под воздействием античной грамматической традиции. Это сказывается и в терминологии, и в системе расположения и подачи материала, и в трактовке тех или иных грамматических фактов. Эта античная традиция имеет двоякий источник, восходя в одних случаях к греческой, в других — к латинской грамматике. Ср., например, названия времен в Адельфотисе, сохраненные (с некоторыми отступлениями) и у Зизания (следует кстати сказать, что в Адельфотисе четыре прошедших времени в соответствии с греческим при трех у Зизания): мимошедшее (имперфект) — греч. тарататіхос, протяженное (перфект) — греч. roxpaxet-[xsvo;, термин взят, по-видимому, у Ласкариса, обычно в греческой грамматике auvxeXixo? (по славянской форме это время, как и у Зизания, соответствует славянскому имперфекту), пръесъвершенное (давнопрошедшее) — греч. oitepoijvTsXixoc, непреділное (аорист) - греч. абрюто; (у Зизания непредельное в значении инфинитива). Ср. также употребление термина вид применительно к разграничению слов (вообще, не специально глаголов) производных и непроизводных. Так у Зизания: „ш виді колйко ёс/пъ видч>въ, Два. Первошбраны и Прои волны", причем первый из них определяется „їже ни Gj единого не про-
T CT
исходи'1, а второй „ і же шйнйдН, проиходи". Точно так же и в Адельфотисе: „и> виді. Виды же два. Первообразный. йко, напа/кю. Производный, йко напаваю". Такое употребление термина вид восходит к употреблению термина єі8о? еще у александрийских грамматиков — ср. у Дионисия Фракийца: „єї8т) Se 8uoj, irpunotuirov xai Tcapaywyov, терштбтіигок [Asv oov scm то xaxa ttjv irpwxTjv &eaiv Xs^ftev, oiov yrj. Ttapaycuyov 8s то acp' єхєрои xtjv yevsaiv olov уаїтцск;".
(Ts^v?) урар,[хатіх7]). Как мы видим, и Дионисий Фракиец термин eTSo<; (образ, вид) применял для разграничения первообразных и производных слов. К тому же как Зизаний, так и
12 Адельфотис говорят о виде не только в разделе, посвященном глаголу, но и в разделе, посвященном имени, и в разделе, посвященном наречию. Точно так же употребляется термин stSoc и в греческой части Адельфо-тиса.
Терминологию, восходящую к греческой грамматике, мы находим и у Смотрицкого. И даже его понимание вида, хотя и отражающее некоторые новые черты, которые сближают его с современной трактовкой, в целом восходит к александрийским грамматикам, как и у авторов, рассмотренных выше.
Явно к латинскому источнику восходит терминология грамматики Дмитрия Толмача, что совершенно понятно, поскольку эта грамматика является переводом Доната. Ср., например, названия времени глагола: „минувшее или прошедшее несвершенное" (у Доната praeteritum imperfectum), „минувшее свершённое'1 (лат. perfectum, „минувшее пресвершеное" (лат. plusquamperfectum); названия наклонений, например, „сооузный чин" (лат. modus coniunctivus) и т. п.
Количество различных склонений и спряжений в наших грамматиках соответствует количеству их в греческом или латинском языках, хотя славянская система склонения и спряжения (не говоря уже о системе живого русского или украинского языков XVI в.), конечно, сильно отличалась от норм, характерных для классических языков. Точно 'также стремятся наши грамматики следовать тем категориям, которые свойственны были грамматикам греческого и латинского языков, даже если ни в старославянском, ни в русском языке не было соответвую-щих форм, а для передачи хотя бы в сколько-нибудь приближенном виде значений этих категорий приходилось строить различные описательные выражения.
