Историческая грамматика русского языка - Горшкова К.В.
Скачать (прямая ссылка):
Прежде всего это касается флексии мужского-среднего рода -ого, которая в настоящее время в подавляющем большинстве северновеликорусских говоров, в центральных говорах (что и способствовало закреплению этого варианта в качестве нормы литературного языка), а также в части говоров к югу от Москвы представлена вариантом с в (тово, иново, нашево и т. д.; на юге — тавд, индвъ, нашъвъ), в то время как юго-западные великорусские говоры (как и белорусские и украинские), а также некоторые говоры севера сохраняют г (обычно фрикативный): то[уо], наиі[ъуъ]. Письменные памятники в этой флексии отражают в с XV в. в формах прилагательных, а в кругу собственно местоимений старейшие примеры зафиксированы в новгородских грамотах XVI в.: иванегородцкого князя нашево, тово великово государя; нашеео роду отмечено в Тверск. гр. 1572. Закрепившись на протяжении XVI в. в качестве нормы московского приказного языка, такие формы становятся обычными в деловой письменгіости, и лишь в южновеликорусских челобитных наряду с ними встречаются написания типа того — тага, нашего — нашега.
Показания старых текстов и современной диалектологии не позволяют отделять друг от друга развитие в во флексиях прилагательных и местоимений. Хотя в сообщениях о диалектных особенностях определенных населенных пунктов эти флексии и дифференцируются (например, ['(’] у местоимений, но [в] у прилагательных, и наоборот), однако данные сообщения настолько противоречивы, что дифференциация истории форм прилагательных й гЛесто-
25S
имений пока в значительной степени носит умозрительный характер.
Еще более противоречив материал разных источников, касающийся истории флексии P ед. ч. женского склонения. Древние формы топ, нашеп (нередко в церковнославянском оформлении: тоя, нашея) в памятниках письменности встречаются очень последовательно до XVII в. включительно. Например, в обширном материале южновеликорусских грамот XVII в. С. И. Котков зафиксировал лишь один пример (из Ливен) с новой формой Р: С той реке о'брочные денги плотим; в остальных случаях: с тое, нашее и т. д. Приписать новую форму книжному влиянию невозможно в силу ее массовости и обычности в текстах явно «малограмотных»: An-рично тае грабленые паляны даходцу никакоеа нет в Курск, гр. 1642 (ср. в заключении московских канцеляристов на эту грамоту: Кромп тое полянки... никаково доходцу нпт). Между тем современным великорусским говорам такая форма P неизвестна (за исключением у нее, а также в В некоторых местоимений — см. формы тое, таё, тыё). Так что проследить развитие современной флексии P -ой (той, нашей) по памятникам письменности пока невозможно, но и в этом случае приходится предполагать параллелизм в изменении формы прилагательных и местоимений.
Тот же параллелизм очевиден и в изменении флексий T ед. ч., где в женском склонении большинство говоров знает односложную флексию: (с) т-ой, наш-ей и т. д. [как и у прилагательных: (с) нов-ой]. В мужеско-среднем склонении большинство неличных местоимений в твердом варианте употребляется сейчас с флексией Т, также совершенно тождественной флексии прилагательных: (с) ин-ым, котор-ым [ср. в мягком варианте: (с) наш-им, мо-им\\ в др.-русск. ин-пм(ь), котор-гьм(ь).
§ 152. Отмеченный параллелизм в развитии флексий местоимений и прилагательных не случаен: исторические изменения в формах неличных местоимений определены общим процессом развития местоименного склонения как унифицированной системы словоизменения согласуемых частей речи — местоимений и прилагательных. Правда, отдельные местоименные слова в тех или иных гово'-рах (что иногда отражает и система литературного языка) лекси-кализуют свою словоизменительную парадигму, избегая, таким образом, «материальной» унификации флексий; но общий принцип построения парадигмы сохраняется.
Наиболее полно тенденция к оформлению единого местоименного склонения реализуется в истории форм множественного числа (формы двойственного числа в живой русской речи не имеют истории, ибо исчезают в связи с утратой самой категории двойственности), где, как и у прилагательных, ликвидируются родовые различия в И,В и формируется постоянный числовой показатель.
Нельзя не заметить, что в формах непрямых падежей двусложные флексии местоименного склонения, противопоставленные одно-слржьым родовым флексиям И,В мн. ч., характеризовались постоянным показателем -п- после твердого согласного и фонологически «е соотнесенным с ним -и- после мягкого согласного (см. § 146).
9 К В. Горшкова и др.
257
В процессе развития русского языка этот показатель, параллельно с показателем -ы-/-и- в склонении прилагательных, сосредоточивает в себе значение множественного числа и таким образом обнаруживает тенденцию стать формообразующим аффиксом. Нейтрализация родовых различий в И,В, обусловливающая необходимость оформления унифицированной флексии (без родового значения), ведет к утрате прежних дифференцированных флексий И,В и распространению на И,В показателя множественного числа. Вычленяющийся из форм т-гь-х(ъ), т-гь-м(ъ), т-гъ-ми показатель множественного числа -1ъ- распространяется и на форму И (и В), образуя словоформу тгъ, заменяющую выходящие из употребления родовые словоформы И,В муж. р. ти — ты, жен. р. ты, ср. р. та. Так же формируется и внеродовая словоформа И-В мн. ч. есть, которая не может быть интерпретирована как бывшая форма И-В жен. р. (или В мн. ч. муж. р.), якобы получившая общеродовое (внеродо-вое) значение. Совпадение с указанными формами — это историческая случайность: современная словоформа все (< вьсгь) — морфологическое новообразование, сложившееся в результате обобщения показателя множественного числа. Таким образом, в процессе развития склонения неличных местоимений, как и у полных прилагательных, образуется система форм, характеризующихся расчлененностью показателей числа и падежа:
