Историческая грамматика русского языка - Горшкова К.В.
Скачать (прямая ссылка):
212
§ 129. В развитии именного склонения выделяется история форм P мн. ч. (использующихся и для выражения значения В в связи с формированием каїеіории одушевленности). Если отвлечься от особенностей реаліізаці общевосточнослазянского процесса в отдельных говорах и от форм отдельных слов, то < внешняя» история форм P мн. ч. оказывается предельно простой.
Древнерусский язык унаследовал в P мн. ч. для разных склонении три флексии: -овъ > -ов (основы на только мужского рода), -ин > -'ей (основы на *-г мужского и женского рода) и разные по происхождению, но на фонологическом уровне (следовательно, на уровне плана выражения) соотносительные флексии -ъ, -(’)&, совпавшие после падения редуцированных в одной нулевой флексии -(’)** (все остальные основы, в число которых входили и наиболее многочисленные имена мужского рода на *-o/-jo, а также на согласный).
В кругу имен мужского рода (первоначально только с основами на *-о/-jo) традиционная форма P мн. ч. была омонимична частотной форме И-В ед. ч. стол-ъ — кон-ь (после падения редуцированных стол-0 — коЫ'Ъ)’, это обстоятельство определяло возможность новообрагозанин, которые отвечали бы стремлению языка к однозначному выражению грамматического значения P мн. ч. Только так можно объяснить очень раннее (начавшееся, очевидно, еще до распада праславянского языкового единства) распространение на имена мужскою рода флексии -ов(ъ), что известно всем славянские языкам и зафиксировано уже в старославянских памятниках, прежде всего в формах имен того же акцентологического типа, что и древние основы ка *-й (ср.'выше условия первоначального распространения флексии P и M ед. ч. -г/): бпс-овъ, плод-овъ, а также врач-евъ, знэевъ и др. (с -евъ после мягкого согласного). Старейшие восточнославянские тексты дают примеры дальнейшего распространения этой флексии (хотя такие примеры немногочисленны по сравнению с употребительностью «старых> форм, тем не менее они фиксируются с XI в.): вождевъ, гр/ьхойъ в Изб. 1073; дълговъ в Зл.; бпеовъ, доуховъ, пълковъ, троудовъ в Усп. сб.; розбоиниковъ в Смол. гр. ок. 1230; іюслоухосъ, хлпбоиъ в Р. пр.; образоеъ, презвитероаъ, сборозъ, мроудовъ б Ряз. кормч.; коупцевъ, новъгородьцевъ, новоторъжьцевъ, посозовъ в Новг. гр. ХЇІЇ — нач. XIV. По-видимому, эти примеры отражают широко осуществлявшийся в речи процесс распространения флексии -ов(ъ)/-ез(ъ) в качестве универсального показателя значения P мн. ч. муж. р., так как только формы с этим окончанием отмечаются в письмах на бересте, наиболее свободно отражающих черты живой речи.
После падения редуцированных, а точнее, после фонологизации противопоставления твердых ~ мягких согласных, когда имена типа гость (Р мн. ч. к этому времени гостей из более ранней гостии, продолжавшей сохраняться в книжно-славянской системе именных форм) составили единую морфологическую группу с бывшими основами на *-jd (типа конь, мужь), среди существительных мужского рода с мягким согласным на конце основы начинает распростра-
213
няться флексия -ей, конкурирующая с -66(?). Старейшие примеры употребления этой флексии в словоформах имен, не принадлежащих к историческим основам на *-г, встречаются с конца XllI в.: ппнязии в Новг. ев.; безъ стихарии в Новг. кормч.; моужии в Ряз. кормч.; князии, мечии, мужии в Лавр. лет. Легко заметить, что оформление словоформ указывает на их книжный характер и, скорее, отражает сложившиеся условия распространения флексии -ей (< -ии), а не активность этого процесса в живой речи.
Конкуренция двух флексий среди существительных мужского рода с мягким согласным на конце основы довольно широко представлена в более поздних памятниках (особенно некннжного характера) — XVl — XVII вв., где иной раз на одном и том же листе можно встретить: рублев — рублей, товарищев — товарищей,
конев — коней, знахорев-знахореи, монасщырев — монастырей; причем еще в текстах XVII в. словоформы с -ев(ъ) (рублев, moeapuiufe) встречаются едва ли не чаще, чем слово формы с -ей.
Литературный язык, нормы которого окончательно оформились на протяжении XVIII в., кодифицировал то соотношение флексий P мн. ч., которое сложилось в говоре Москвы и ее окрестностей: -об закрепилась за именами мужского рода с твердым согласным на конце основы (городов, кустов), включая отвердевший [ц] (купцов, месяцев), а также в словоформах имен с основой на -/ (воробьев, краёв), в том числе имеющих этот показатель только в основе множественного числа (братьев, листьев, деревьев, перьев). Флексия же -ей, сохраненная словоформами несреднего рода бывших основ на *-г и рано объединившихся с ними древних основ на согласный (крепостей, ночей, площадей — дочерей, матерей', гостей, гусей, медведей —дней, камней), стала принадлежностью существительных мужского рода на мягкий согласный (кроме -/), в том числе и отвердевший: ключей, коней, ножей, шалашей. Колебания в употреблении флексий P мн. ч. по говорам прежде всего касаются именно последнего круга основ: в одних говорах начавшая распространяться ранее флексия -ов/-ев закрепилась в словоформах с основами на отвердевшие шипящие: ножов, товар\ышш]ов, шалаиюв\ в других говорах флексия -ей в период ее распространения присоединилась и к основам на остававшийся мягким 1ц’]: зайцей, ощцей.
