Историческая грамматика русского языка - Черных П.Я.
Скачать (прямая ссылка):
В самой Москве, в разговорной речи, судя по грамотам XIV—XV столетий, в это время аориста уже не употребляли, если не считать таких пережиточных форм, как бы (см. ниже). Выражение умре (умер), иногда без согласования: оба умре (Дворовая тетрадь, 1550 г.), часто встречающееся в памятниках делового языка XVI в. и позже, вероятно, заимствовано из книжной речи.
В книжно-литературном повествовательном языке (летопись, такие произведения, как „Слово о полку Игореве", сочинения Владимира Мономаха, жития и пр.), не говоря уже о церковно-богослужебных книгах, аорист долгое время был люби-мейшей формой прошедшего времени. После периода „второго южнославянского влияния" (конец XIV и весь XV в.) употребление аориста (как и имперфекта) возобновилось в книжно-лите-
222
ратурных текстах. В это время уже началось формирование нового церковнославянского языка.
§ 99. Имперфект первоначально употреблялся для обозначения длительного (длившегося долгое время), в некоторых случаях — повторяющегося, прошедшего действия, для обозначения действия в его развитии в прошлом. Когда летописец писал, рассказывая о голоде в Новгородской области в 1215 г.: «кадь ржи коупляхуть по -д- (10) гр(иве)нъ“ (I Новгор. летопись по Синод, сп.), то он, по всей видимости, имел намерение сказать, что людям приходилось очень дорого платить за рожь, но они всё-таки покупали, а многие из них по нескольку раз.
Эта форма простого прошедшего времени в древнерусскую эпоху образовывалась почти исключительно от глаголов несовершенного вида, причём не только от основы инфинитива, но в некоторых случаях и от основы настоящего времени.
Древнерусский имперфект и по своей основе, и, отчасти, по своей флексии заметно отличался от старославянского. Как известно, в старославянском языке имперфект, как правило, образовывался путём присоединения к основе (инфинитива) окончаний -хъ (1-е л. ед. ч.) -ше (2-е и 3-є л. ед. ч.), -хомъ (1-е л.мн.ч.), -шете (2-е л. мн. ч.), -х* (3-є л. мн. ч.),-ховп> (1-е л. дв. ч.), -шета, -шете (2-е и 3-є л. дв. ч.), но непрямо к основе, а при помощи суффиксального элемента или па, если основа оканчивалась на согласный звук: 1-е л. ед. ч. нес-гъа-хъ, 2-е л. ед. ч. нес-гьа-ше (инф. нес-mu) и т. д., или аа, если основа оканчивалась на гласный звук и, который при этом (ещё в эпоху общеславянских языковых переживаний) изменялся в у и оказывал соответствующее воздействие на предшествующий согласный: 1-е л. ед. ч. нош-аа-хъ (из uocj-аа-хъ, инф. носи-ти), рожд-аа-хъ (инф. родити), коуплп-ахъ (инф. коупити).
Вместо гьа (у глаголов типа несу) в положении после задненёбных согласных, которые при этом (в эпоху общеславянских языковых переживаний) изменялись в шипящие, также оказывается аа (в связи с изменением п> (здесь из е) после шипящих в а). Например: (азъ) можаахъ (инф. моиїти, из мог-ти).
Если основа (инфинитива) оканчивалась на гласный (а, »), то в качестве суффиксального элемента употреблялось одно а: 1-е л. ед. ч.: писа-а-хъ (инф. писа-ти), видгь-а-хъ (инф. видгъ-ти). От основы настоящего времени: 1-е л. ед. ч. ид-п>а-хъ (наст, вр.:
223
ид-д). С гьа образовывался имперфект также от быта: 1-е л. ед. ч. бгь-а-хъ, 2-е л. ед. ч. бгьаше и т. д.
Так обстояло дело в старославянском языке. В древнерусском же:
1) Вместо суффиксальных элементов гьа, аа (после твёрдых и после мягких согласных) обыкновенно (даже в книгах церковных жанров) имеется одно а, в результате ассимиляции и стяжения гласных: 1-е л. ед. ч. нес-я-хъ, пис-а-хъ, вид-я-хъ, им-я-•хъ, нош-а-хъ, прош-а-хъ, рожахъ, купляхъ, можахъ, идяхъ и т. д. Например, в Остромировом евангелии на 573 нестяжен-ные формы приходится 54 стяженных. В других памятниках стяженные формы господствуют.
2) Вместо окончаний 2-го л. мн. ч. -тете, 2-го л. дв. ч. -Uiema и 3-го л. дв. ч. -шете наблюдаются -сте (2-е л. мн.), -ста (2—3-є л. дв.): вы несясте, она идяста, (очи) видяста и пр. Правда, из этого правила в некоторых наших древнейших рукописных книгах имеются исключения.
3) В 3-м л. ед. и мн. ч. нередко имеется вторичное окончание -ть, занесённое из соответствующих форм настоящего времени. Так, в „Повести временных лет“ по Лавр, списку формы имперфекта в 3-м л. ед. и мн. употребляются почти исключительно с -ть. Ср. в „Слове о полку Игореве": „не лЪпо ли ны бяшетъ" (тъ вм. ть); „(о Бояне), помняиіеть бо, тогда пущашеть, рас-тгькашется мыслию; ратаєві кикахуть, врани граяхутъл и т. д.
Очень возможно, что имперфект, как одна из форм прошедшего времени, в древнерусскую эпоху в какой-то мере не был чужд не только литературному, но и разговорному языку. В памятниках актовой письменности XII—XIV вв. и в „Русской Правде" имперфект, действительно, не встречается вовсе. Ho он составляет обязательную принадлежность русского литературного языка „старшей поры" (сочинения Владимира Мономаха, „Слово о полку Игореве", „Моление" Даниила Заточника).
Во всяком случае в разговорной народной речи эта форма прошедшего времени вышла из обихода значительно раньше, чем аорист, может быть, уже к XIII в.
