Историческая грамматика русского языка - Черных П.Я.
Скачать (прямая ссылка):
59
кресте полоцкой княгини Евфросинии 1161 г.; на чаре черниговского князя Владимира Давидовича до 1151 г., хранящейся в Ленинграде, в Эрмитаже; на печатях, например, на печати Смоленской грамоты 1229 г. (А) и др.; на разного рода украшениях и амулетах (змиевиках), например на так называемой „Черниговской гривне", золотом змиевике Xl в., и т. д. Сюда же, конечно, относятся и надписи на золотых и серебряных монетах времени в. кн. Владимира Святославича (978—1015), его сына Ярослава Мудрого (1019—1054) и др. Некоторые из этих надписей, например на монетах Владимира, сделаны на старославянском языке.
Большой интерес представляет подпись французской королевы, вдовы Генриха I, Анны Ярославовны, дочери Ярослава Мудрого, сделанная кирилловскими буквами на одной латинской грамоте 1063 года: амд рънма(т. е. Anna re(g)ina — Анна королева),— подпись, свидетельствующая, что с буквой ъ (ръннл) в сознании киевлян связывалось представление о гласном звуке, похожем на латинское е в слове „regina*, и что произношение латинского взрывного g (г) для Анны представляло непреодолимые трудности, потому что в XI в. в Киеве г, вероятно, произносилось как фрикативный звук.
§ 26. Иногда в качестве источника исторического изучения языка могут быть использованы старые местные названия стран, рек, гор, городов, сёл, деревень, улиц и пр. Ф. Энгельс в широкой мере пользовался этим источником в своём исследовании „Франкский диалект".
Топонимия (от греческого topos — место и onyma — имя) имеет значение прежде всего для истории лексических средств языка, для построения исторической лексикологии. Возьмём, к примеру, топонимию Москвы. Во многих случаях старые названия московских улиц, площадей и пр. нередко восходят к обиходным словам, некогда бытовавшим в московской речи, но впоследствии вышедшим из обращения: „Хамовники" („хамовниками* в старину назывались в Москве мастера, изготовлявшие „белую казну": ткачи, полотнянщики,— повидимому, от восточного, может быть, индусского „хаман* — полотно); „Басманная* (от „басман*—дворцовый хлеб с печаткой, откуда и „басманщик* — дворцовый пекарь); „Таганка* (здесь жили когда-то „таганщики*; от „таган"—треножник с обручем для котлов и горшков); „Бутырки" (в старину: „бу-
60
тырки*— дом, посёлок в стороне, на отшибе; в Бутырках в старое время находилась университетская типография, отсюда „бутырщик* —печатник); „Сивцев вражек“ (=овражек; в старину говорили „вьрагъ*— вместо „овраг*, от „вьрЪти*—бурлить) и т. д. Сюда же относятся названия некоторых подмосковных населённых пунктов: „Мытище* (в прошлом место, где собирали „мыт“ или „мыто* — особый вид торговой пошлины — на Яузском водном пути) и др.
Некоторые старые московские топонимические термины дошли до нас в искажённом виде. Так, исчезнувшее теперь название „Вшивая горка* (местность у устья Яузы) восходит к древнерусскому „ушь* — сорная трава, откуда прилагательное „ушивъ*.
В качестве географических терминов иногда сохраняются грамматические формы и категории, давно уже вышедшие из употребления в живом языке. Например, притяжательные прилагательные на ь, я, е: „Ярославль* город (= Ярославов город) и пр., „Стан Боянь* (под Можайском) и т. д. (см. § 76). Иногда местные названия доставляют материал и для исторической фонетики. В этом отношении представляют интерес, например, такие факты, как название одной из московских улиц „Маросейка* (из „Малоросейка*; ср. знаменосец из знаменоносец и т. п.; в XVII в. в упомянутом районе находилось „Малороссийское подворье*, нечто вроде украинского представительства в Москве; поблизости, в районе Старосадского переулка, стоял „Гетманский двор*). Представляет интерес название одного населённого пункта Московской области „Белый Раст* (на картах иногда неправильно: „Рост*), явно старославянского, южнославянского происхождения (см. § 34), возможно, лишний раз свидетельствующее о широком распространении старославянского языка в древней Руси.
§ 27. Некоторую пользу для воспроизведения старого русского языка, пройденных этапов его развития, в частности, фонетического развития, может принести также изучение слов, заимствованных русским языком из других языков, и слов, заимствованных в прошлом из русского языка другими языками, особенно неславянскими, где они употреблялись или до сих пор употребляются. Известно, например, что слова, явно заимствованные, попавшие в доисторическую или раннюю историческую эпоху в язык восточных славян из других языков с сочетаниями ар, ор, ал, ол, стали звучать с оро, оло, а в других
61
славянских — с сочетаниями ра, ла и ро, ло, например, король из германского Карл (Карл Великий) и т. п. Это может служить косвенным доказательством того, что и в других случаях сочетания оро, оло при тех же фонетических условиях возникли из первоначальных ор, ол: город из гордъ, голова из голва и т. д., как и предполагают историки языка (см. § 33). С другой стороны, в финских языках с давнего времени употребляются слова, некогда заимствованные, по всей видимости, из общеславянского языка или из языка восточных славян до того, как в этом языке получило развитие полногласие. Эти слова оказываются с сочетаниями ар, ал. Так, в финском -суоми: palttina из: *полтьно, откуда у нас: полотно; varpu из: ворбии, откуда: воробей и т. д.1. Тогда же были заимствованы финнами и другие восточнославянские слова. Например: kuontalo— пакпя, явно из щдіьль (с о носовым), откуда у нас: кудель; эстонское iind — удочка, явно из ддъ (с о носовым), откуда у нас: уда, удочка. Таким образом, финские языки косвенно подтверждают давно установленный языковедами (см. § 31), факт существования в доисторическую эпоху во всех славянских языках носовых гласных звуков.
