Историческая грамматика русского языка - Черных П.Я.
Скачать (прямая ссылка):
Примерно с таким же значением и в тех же условиях этот-оборот употреблялся и в других памятниках. Например, в I Нов-городск. летописи по Синод, списку: „оубиша Володимири кн[я]зя Андрея ... въ нощь спящю ему; стояша и до замороза, а Михаилу кн[я\зю тогда сущю въ орді" и т. д.
Однако ещё в древнерусскую эпоху, в связи с утратой склонения краткими причастиями, в словосочетаниях этого типа дательный падеж причастия мог заменяться именительным: „иду-чи ми сімо, видіхь бани древены" — в „Повести временных лет*. Чем дальше шло время, тем больше наблюдалось отступлений от правильного употребления этого оборота. Например, в „Степенной книге" дьяка Фёдора Грибоедова при дательном самостоятельном употребляется союз „егда" (когда): „а егда ж сему ... великому князю ... преставльшуся ... и по нем бысть наслідник" и т. д.
В книжно-литературной (неканцелярской) речи, в частности в Москве, дательный самостоятельный всё же продолжал употребляться. Он изредка возможен ещё в повествовательной литературе и в переводных сочинениях конца XVII — начала XVIII в. Напр, в „Гистории о российском матросе Василии Кариотском": „Минувшу же дни, по утру рано, прибежал от моря есаул" (дни — старый дательный ед.); „потом стоящу ему на острове, много мысляще и осмотряюще семо и овамо" и пр.
Об „остатках" этого оборота в новом книжно-литературном языке находим упоминание у Ломоносова в его „Российской грамматике" (1755) „В высоких стихах,—говорит он,— можно, по моему мнению, с рассуждением некоторые
273
(„остатки". — /7. V.) принять. Может быть, со временем общий слух к тому привыкнет и сия потерянная краткость и красота в российское слово возвратится* (§ 533). Действительно, дательный самостоятельный в известных жанрах литературного языка у некоторых писателей встречается и в стихах,и в прозе в конце XVIII в., например, неоднократно в „Путешествии из Петербурга в Москву* Радищева: яедущу мне из Едрова, Анюта из мысли моей не выходила* и др. Одним из последних по времени (за рамками стилизованной речи) случаев употребления „дательного самостоятельного* можно считать следующее место из стихотворения Жуковского „Цеикс и Гальциона" (1819 г.):
Мчится трахинское легкое судно игралищем бури ...
Вдруг с волной упадет и, кругом взгроможденному морю,
Видит как будто из адския бездны далекое небо.
2. СЛОЖНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
§ 123. Структура сложного предложения в древнерусском языке также отличалась целым рядом особенностей по сравнению со строем сложного предложения в современном русском. Конечно, и в этом отношении следует учитывать, во-первых, ту разницу, которая существовала между литературным языком древней Руси и разговорной, живой восточнославянской речью, а во-вторых, различия и в пределах литературного языка — между языком книжной литературы и языком актовой письменности, а также между языком церковных книг и языком таких произведений, как, скажем, летопись или „Слово о полку Игореве". Необходимо также учитывать и наличие диалектальных расхождений.
В общем кожно сказать, что в древнерусском языке момент подчинения одних предложений другим, как и подчинения вообще (или так называемого управления) одних членов предложения другим, не играл такой роли и не был так резко отграничен от сочинения, как в современном русском; ещё не существовало той богатой и искусно разработанной системы средств подчинения придаточных предложений главному, которая так характерна для современного русского литературного языка.
Впрочем, в памятниках древнерусского языка можно наблюдать употребление самых разнообразных приёмов подчинения.
273
Нередко придаточные предложения присоединяются к главным без помощи каких-либо союзов, как это наблюдается и в наши дни в разговорной, особенно диалектальной речи. Например, в „Повести временных лет* по Лавр, списку: „не бяше льзЪ коня напоити. На Лыбеди печенЪзи* (потому что на Лыбеди стояли печенеги). И позже, например в „Хожении за три моря* Афанасия Никитина: „а ходять на гору день по единому человеку, дорога тЬсна* (потому что дорога тесна). Ещё позже — в „Житии* протопопа Аввакума: „тутъ же на чепи кинули в темную палатку, ушла в землю” (которая ушла) и т. д. Ср. в современной григоровской речи (на родине Аввакума): „вы не видели иголку, тут лежала?*, „на стоялым дворе рассказывали, в Уральско ездил” (когда я ездил).
§ 124. Развитие средств подчинения. Ho было известно и подчинение с помощью союзов, причём не обязательно только подчинительных. Когда тот же Афанасий Никитин пишет: „а жити в Гундустан-fe ино вся собина исхарчити*, он выражает мысль, которую можно выразить и посредством придаточного условного: „если жить... , то на харчи уйдет все имущество*. Между тем он обходится здесь с помощью лишь сочинительных союзов: а, ино (но, однако; ср. местоимение инъ, ина, ино).
Обычно же подчинение осуществлялось при помощи специальных подчинительных союзов, которые не были вполне одинаковыми в книжно-литературном и в разговорном языке. Такие союзы, как: чьто (^> что), очень распространённый с дописьменной эпохи, употреблявшийся для присоединения к главному придаточных предложений, преимущественно изъяснительных, чьтобы Q> чтобы, с XIV в.), къто (^> кто), какъ (возможно, и яко; ср. украинское як), коли, доколе, который, аче и др., встречаются и в разных жанрах древнерусской литературы, и в разговорном языке, тогда как союзы вроде аще, союзные слова вроде иже, яже, еже и др. обыкновенно не выходят за пределы книжнолитературной речи.
