150 языков и политика. 1917 - 2000. Соц-лингвистические проблемы СССР и постсоветского пространства. - Алпагов В.М.
ISBN 5-4282-158-7
Скачать (прямая ссылка):
Одна из наиболее активных дискуссий развернулась в 1988-1989 гг. на страницах журнала "Дружба народов". Ее участниками стали представители разных национальностей, в большинстве так или иначе причастные к литературе. Лишь немногие из выступивших в дискуссии были профессиональными лингвистами: Вяч. Bc Иванов, А. П. Xyзангай (впрочем, и они в те годы занимались политической деятельностью). При различии точек зрения все сходились в одном: русификация в СССР зашла слишком далеко, главная проблема — расширение функций языков народов СССР, отличных от русского. Противоположная точка зрения, согласно которой внимание в основном надо обращать на развитие русского языка, отвергалась изначально, а малейший намек на нее, усматривавшийся в изданиях вроде журнала "Молодая гвардия", с возмущением отвергался всеми. Безусловно, точка зрения авторов "Дружбы народов" отражала преобладающие общественные настроения тех лет, ставшие реакцией на многолетнюю государственную политику двуязычия, а иногда и ассимиляции. Здесь пока сходились национальная интеллигенция всех республик и деятели формировавшегося радикал-демократического движения в России.
Участники дискуссии сходились на одобрении национально-языковой политики 20 - начала 30-х гг. и резко негативно оценивали последующие ее изменения И. В. Сталиным в 30-е гт. Ослабление позиций многих языков в основном рассматривалось как результат злой воли Сталина и его преемников вместе с выслуживавшимися перед Москвой местными властями. Ряд участников дискуссии говорил и об объективной стороне ситуации, но о ней нередко высказывались достаточно утопические идеи. Василь Быков, например, писал: "Будучи рожденным на сельских, лесных просторах, многие столетия выражавший душу и дух белорусского крестьянства, этот (белорусский. - В. А. ) язык плохо
136
адаптируется к новым, далеко не крестьянским условиям. Великолепно приспособленный к сельской природе, крестьянскому быту, он оказался чужим среди каменных громадин города, в бензиновом чаду урбанизированного общества. Здесь он потерял за ненужностью большую часть своей великолепной лексики, гармонию языкового строя. А что приобрел? Приобретения его оказываются не только сомнительны, но и откровенно антиэстетичны. Всеохватная политизация языка, идущая от средств массовой информации, вытесняет из него все не подходящее ей, замещая его совершенно неслыханными прежде словообразованиями. По сути, формируется совершенно новый язык, где все меньше остается от языка традиционного, народного" |ДН, 1988, № 6, с. 255].
Оставим на совести автора-нелингвиста новое значение научного термина "словообразование" (да еще во множественном числе!) или рассуждения о "гармонии языкового строя": ясно, что речь идет о гармонии патриархального сознания, а строй языка к делу не относится. Но каковы же перспективы белорусского языка? Писатель верно замечает, что белорусский язык даже в советское время ассоциировался со сферой крестьянского быта, а из сфер современной жизни больше всего освоил (наряду с художественной литературой) сферу массовой информации со всеми вытекающими последствиями. Но из точки зрения В. Быкова следует, что существует лишь два варианта: либо всему белорусскому народу держаться подальше от "бензинового чада урбанизированного общества", что нереально, либо хотя бы не отдавать "чаду" свой язык (как это произошло с шотландским диалектом). Но последнее на практике могло означать лишь использование в сферах современной урбанизированной культуры какого-то другого языка, вероятнее всего, русского. Путь от "лесных просторов" до "бензинового чада" прошли в свое время русский, английский, французский и многие другие языки, альтернативой ему может быть лишь либо вымирание языка, либо сохранение в подчиненной роли языка бытового общения.
Развитие потребности идентичности многие авторы в дискуссии рассматривали как самодовлеющую ценность, ради которой можно поступаться многим, например, принципом добровольности. Украинский литературовед Л. Н. Новиченко, вспоминая реформу школы 1958 г., писал: "Узаконен справедливый принцип добровольного выбора родителями школы с тем или иным языком обучения. Однако известно, что любое право, формально
137
толкуемое, может превратиться в свою противоположность. Можно ли в условиях современной Украины говорить о нормальном осуществлении гражданами своего права на выбор школы с украинским языком обучения, если реальная сфера функционирования этого языка сужена до предела? Пригодится ли в жизни украинский язык ребенку? Идти дальше таким "стихийным" путем — значит заведомо ставить крест на нацио-пальноязычных школах... Безусловно, необходимо, чтобы в школах республики стало обязательным изучение двух языков народов СССР — русского и украинского, может быть, с определенными временными льготами по украинскому (но без освобождения от занятий) для новоприбывших в республику учеников" |ДН, 1988, N2 12, с. 198]. Выступивший в дискуссии один из реформаторов компартии Венгрии Ч. Табайли в ответ на приведенное его собеседником высказывание участника армяно-азербайджанского конфликта о лицах противоположной стороны: "Они просто хотят, чтобы мы их па руках носили! Чтобы лучше, чем к самим себе, относились" заявил: "Вот-вот, а именно так относиться к меньшинству и надо. Только тогда его представители почувствуют себя равными с людьми национального большинства. Нелегкое положение меньшинства надо уравновешивать предоставлением ему дополнительных прав в сравнении с большинством. Неравноправие? Нет, только истинное равноправие и возникает" |ДН, 1989, № 2, с. 186]. Такие утверждения, несомненно, восходили к идеям, высказанным в одной из предсмертных работ В. И. Ленина, со взглядами которого тогда еще считались.
