150 языков и политика. 1917 - 2000. Соц-лингвистические проблемы СССР и постсоветского пространства. - Алпагов В.М.
ISBN 5-4282-158-7
Скачать (прямая ссылка):
Поддержка властью потребности идентичности имеет (по крайней мере, имела до последнего времени) лишь подчиненный характер. Она могла выходить на передний план в отдельных государствах, обычно при определенном равновесии между этносами. Политика официального многоязычия издавна существует в Швейцарии, где каждый государственный чиновник обязан отвечать по-немецки, по-французски или по-итальянски в зависимости от того, на каком из языков к нему обращаются. Еще более жестко официальное двуязычие соблюдается в Бельгии после второй мировой войны как результат длительной борьбы фламандцев за свои права. В этой стране существует даже два независимых министерства образования, а все университеты на фламандской территории были превращены сначала из франкоязычных в двуязычные, а затем пользование в них французским языком упразднили совсем.
Другой случай поддержки властями языков меньшинств бывал связан с принципом "разделяй и властвуй" Французы в своих бывших колониях в Северной Африке поддерживали берберские языки, чтобы не допустить арабизации берберов (Ross, 1979, с. 7|,
26
а в ЮАР во времена апартеида специально вводили одноязычное обучение на материнских языках для африканцев, чтобы они не усваивали языки белых и не объединялись между собой (Trudgill, 1983, с. 156; Skumabb-Kangas, 1983, с. 66-67).
В последние десятилетия в ряде развитых стран языковая политика стала несколько меняться, что иногда интерпретируют как признак перехода от индустриального к постиндустриальному обществу. В большей степени, чем раньше, допускается использование языков меньшинств, на них как-то развивается школьное обучение, делаются попытки расширить сферы их использования. Например, во Франции еще в 1951 г. был снят запрет на использование бретонского, баскского, каталонского (провансальского) языков, окситанского языка (или диалекта), позже право пользоваться своими языковыми образованиями получили также эльзасцы, корсиканцы, фламандцы [Edwards, 1994, с. 154). В Норвегии, где саамский язык до 50-х гг. нс имел никаких прав, сейчас появились саамские школы и культурные центры (Jernsletten, 1993). Даже в США концепция "плавильного котла'' вес более уступает место идеям культурного и языкового плюрализма и даже равноценности разных культур и языков.
Однако нельзя и переоценивать указанные явления. Борьба меньшинств за свои права, поддерживаемая левыми представителями господствующих этносов, вызывает и обратную реакцию. В США введение нспаноязычиых школ, разрешение чиканос голосовать на своем языке вызвали ответные действия консервативных сил, начавших кампанию за придание английскому языку официального статуса. Эта кампания потерпела неудачу на федеральном уровне, несмотря на сочувственное отношение президента Р. Рейгана, но, как уже говорилось, в 12 штатах она имела успех. В основном это традиционно консервативные южные штаты, но также Калифорния и Иллинойс. После принятия на основе референдумов соответствующих законов положение языков меньшинств в этих штатах резко ухудшилось [Donahue, 1995].
Даже если и не происходит подобного отката назад, нельзя безусловно оценивать языковую политику в современных развитых странах только как политику языкового плюрализма. Кое-где такой плюрализм заходит очень далеко, как в Австралии, где в 1973 г. правительством лейбористов была принята программа всеобщего двуязычия, в целом сохранявшаяся все последующие годы. Согласно ей, каждый житель Австралии должен свободно владеть двумя языками материнским и иностранным, если он
27
исконно англоязычен, материнским и английским, если он иммигрант или абориген [Bullevant, 19951. Однако такая политика все же — скорее исключение, а не правило; как указывает Дж.В.Толлефсон, если в Австралии победила двуязычная идеология, то в других странах английского языка, прежде всего в США и Великобритании, она остается одноязычной [Tollefson, 1991, с. 203). Во всяком случае ни в одной стране в государственную политику не может не входить обеспечение взаимопонимания между носителями разных языков, поэтому в той или иной форме поддержка государственного или фактически господствующего языка сохраняется.
Отстаивание потребности идентичности для национальных меньшинств иногда ведется сверху и даже входит в государственную политику, особенно в последнее время. Однако чаше всего оно все-таки идет снизу, от более или менее оппозиционных власти национальных движений. Они либо следят за поддержанием социальной роли своих языков на оптимальном уровне, либо добиваются повышения этой роли. Нередко им на помощь приходят вненациональные оппозиционные движения.
Результатом борьбы за повышение статуса того или иного языка может быть предоставление ему культурной автономии или же превращение его во второй государственный язык, как это произошло с фламандским в Бельгии. Но такая борьба может быть связана и с борьбой за национальную независимость. Выше говорилось о трех основных перспективах языков меньшинств: сохранении в качестве региональных, сохранении в качестве бытовых и исчезновении. Но бывает и четвертая перспектива: превращение языка меньшинства в язык большинства. За редкими исключениями вроде Бельгии эта перспектива связана с изменением государственных границ. Если меньшинство становится большинством в новообразованном государстве, то функции его языка резко расширяются, контакты его носителей с носителями прежнего государственного языка резко сужаются. В свою очередь часть прежде господствовавшего этноса после изменения границ превращается в меньшинство, что порождает новые конфликты. Такой была, например, ситуация в Европе после первой мировой войны, когда на ее карте появились Польша, Чехословакия, Финляндия и др. Аналогична и ситуация во многих частях бывшего СССР после 1991 г.. о чем мы будем говорить ниже.
