Работы по поэтике: Переводы - Якобсон Р.
Скачать (прямая ссылка):
4
Общеславянское наследие, еще живое в формах стиха современного славянского фольклора, продолжает оказывать влияние на развитие метрики в славянских письменных литературах. Новая русская поэзия, начиная с ее первых шагов во второй четверти XVIII в., искала образцы в устной традиции. Несколько форм родилось как имитация фольклорных метров. Отступления от схоластической силлабической модели появляются сперва как остроумные переделки народной поэзии и ее метрических форм, в качестве развлечения на императорских маскарадах. Тредиаковс-кий в 1740 г* пародировал речи шафера, имитируя их стих:
Здравствуйте, женившись, | дурак да дура Ещё <*..>очка, I тота и фигура! Тепёрь-то прямо время | вам повеселиться, Тепёрь-то всячески { поезжанам должно беситься...5 3
Потом Сумароков в 1763 г. испробовал устный эпический стих в смелой переделке шуточной старинки «Птицы»:
Дрилетёла нк берег синица, Из-за полночного моря, Йз-за холодна окейна: Спрашивали гбетейку приёзжу, За морем какие обряды...54
44 Пушкин воспользовался обеими этими формами в своих стилизациях народных сказок: первой — в «Сказке о поле и о работнике его Балде» (1830), второй — в «Сказке о рыбаке и рыбке» (1833), а также и в других произведениях того же жанра. Как ни странно, на эксперименты с русским эпическим стихом его изначально натолкнули сербские эпические песни. Взаимообмен в области народной поэзии между славянскими народами, который в начале XIX в. пропагандировал польский писатель Воронич , вскоре после этого по крайней мере триады послужил важным стимулом к развитию литературной формы* Востоков и Пушкин переделывали сербский эпический стах, Челаковский и Лангер писали «отклики» (ohlasy) на русские старины и лирические песни, а Богдан Залесский под влиянием украинской устной поэзии ввел в польский обиход новые размеры и строфы56. Показательным во всех этих случаях нам представляется тот факт, что инородная славянская модель подвергается переоценке под воздействием местной фольклорной модели. Так строго силлабический deseterac толкает русских поэтов на расшатывание привычных схоластических рамок силлабизма и перестройку сербского эпического размера в том же направлении, в каком русская устная традиция видоизменила его общеславянский прототип. Более свободные силлабические межударные интервалы в сербском стихе переинтерпретируются русскими слушателями как отказ от изо сиял абнзма вообще и обязательная цезура опускается; именно таковы пушкинские приемы перевода сербского стиха [4[б]:
Пушкин
В ту пору брйт сестре поварил. [9] Тб je bratac seji vjSrovao, Вот Пав лиха пошла в сад зеленый,[ 10] Kad t3 vide mlida Pavlovicaj
Ona Ode пбби и gradinu Сйвого сокола там заколбла [ 11 ] Те zaklala Svpga sokola, И сказала своему господину... [ц] Pa govojT$v&me gospoddru...*7
Таким же точно образом рассказчица старин Матрена Меньшикова с Кен* озера в своей переделке по образу старин сербской эпической песни, которая была изложена русским поэтом Щербиной, расшатывает и разнообразит жесткие десятисложия переводчика, игнорируя его обязательную цезуру:
Меньшикова Были юные Obo и девушка Mapaj[13] Двое с трех лёт выростали, [8]
Одною водицей умывались, [10] Однем полотенцем вытирались, '9] Один же сон ночью видали. [9]
Щербина
Двбе милых, J любясь,выростали: Юный Ийво [ да девушка Мара, С малолетства [ от третьего года... Умывались I одною водбю, Утирались I одним полотенцем... Те мной нбчью I один сон видали.. * 8
Bor обратный пример. Челаковский интерпретировал отсутствие жесткого кзосиллабизма в русских фольклорных формах как отказ от изо силлабических стоп вообще. Поэтому в некоторых своих стихах k la russe он обратился, в противоположность обычной чешской литературной норме, к более свободной дистрибуции ударений и к чистому йиллабизму строки в качестве основной константы; и это полностью согласуется с чешской (и, добавим, общеславянской) устной традицией. Нескольких строк из стихо-
45 творения Челаковского «VeJika panichida» довольно для демонстрации этой латентной тенденции:
Ne krupobitim ani Iqavcem Na air?m poli оЬШ polehlo, То zatopeno, to rosdrcetio: — Ach! Pode Moskvou, pode matiokou, Tam na roviftach, smutnych dolinach Mnoho chrabraho vojska msk6ho> Mnoho vojinstva і francouzskeho Ku syr6 zemi Wavou pfilehlo, To rozbodano, to rozkotano Ostrymi те^бі, hratem bodaku, I pfi'valem to kalenych koulL
IO1 11 [10 [101 10" 10 10 [10 10 10 10
Обе формы русского свободного стиха продолжали развиваться, дав так называемый дольник, где принцип изосидлабизма стоп с положения константы низведен до уровня простой тенденции, и скаэоеый CTUX1r который вообще отбросил изосиллабический принцип. Даже когда мы имеет дело с внешним влиянием, оно проявляется лишь как толчок к осознанию традиционных форм родного фольклора, знакомого современному поэту и по более ранним литературным адштациям, и непосредственно по устной традиции, которая все еще окружает и вдохновляет его и которая говорит на том же языке, что и он. Тем самым «новые ритмы» в чешской> русской или какой-либо еще славянской поэзии нашего века структурно — а часто также и генетически — ближе к некоторым формам своего фольклора, чем к французскому верлибру.
