Работы по поэтике: Переводы - Якобсон Р.
Скачать (прямая ссылка):
Когда себе я надоем, Я брошусь в солнце золотое, Крыло щемящее одем, Порок смешаю и святое. Я умер, я умер, и хлынула кровь По латам широким потоком. Очнулся я, иначе, вновь Окинув вас воина оком.
Тесная органическая связь обоих четверостиший, замыкающих «Войну в мышеловке», по сравнению с куда более случайным и поверхностным отношением каждого из них к тем контекстам, в которых они печатались при жизни автора (второе четверостишие в четырнадцатом году, а первое — только в двадцатом) > заставляет неминуемо признать изначальную сопринадлежность обеих строф, несмотря на то, что лишь в девятнадцатом году авторская рукопись вышеназванной сверхповести наконец засвидетельствовала единство этого замечательного восьмистишия.
Видимо, непосредственно с авторской читки цикл стихов «О чем поет ветер», сложенный Александром Блоком в 1913 г., был известен Хлебникову еще до появления в ^Русской мысли» 1915 г. Этот цикл и самое его заглавие могли подсказать прямолинейное отождествление ветра
'318 с пением, а строка зАЪго и о чем? перекликается с размышлением Блока: «Все равно вое пройдет, / Все равно ведь никто не поймет, / Ни тебя не поймет, ни меня, / Ни что ветер поет нам звеня». Наконец, 3Нетерпе-ние лМеча стать мячом сродно блоковской мечте постичь «Туманный ход / Иных миров, / И темный времени полет / Следить и вместе с ветром петь». Крутой переход от темы ветра к повторному возгласу ^Я умер, я умер приближается к стремительной смене отрывистых зовов в конце блокове-кого цикла «Идет к нам ветер от зари,,. Умри».
В своих статьях о языке и литературе Хлебников рассказывал на разные лады, как он «изучал образчики самовитой речи и нашел, что число пять весьма замечательно для нее; столько же, сколько и для числа пальцев руки» [V, 185]. Пятиричное строение сказывается и на звуковом, и на грамматическом, и на словарном, и на нешсредственно стиховом уровне художественной речи. Частью показательно сходными, частью, напротив, явственно различительными особенностями обоих четверостиший полнится двустрофный финал «Войны в мышеловке». Вкрадчиво пятисложный строй первых четырех строк разительно контрастирует с неотступно амфибрахическим метром последующей строфы.
Разверстка двух основных морфологических категорий — имен существительных и лексических глагольных форм — ощутимо характеризует сходство и различие обеих строф. Обе содержат по п я т и имен существительных (то есть лексических, неместоименных субстантивных форм); і ветер, іпение, 3 нетерпение, ^меча, ^мячом в первой строфе и соответственно во второй 5кровь, ьлатам, ^потоком, %воина, %оком. Отметим, что имен существительных лишены две симметрично расположенные строки восьмистишия — вторая с начала и вторая с конца.
В противовес конечному четверостишию с его пятеркой лексических глагольных форм (5умер, $умер, 5хлынула, 7Очнулся, 3Окинув) начальное четверостишие вовсе лишены: таковых. Глагольная связка ^стать (равно как и вариант быть мячом в тексте сборника «Мы») явно невхо* j дит в круг форм лексических. Взаимная близость всех пяти глагольных І форм скреплена участием гласного /и/ в каждой из них и полным отсутствием этой фонемы в остальных словах восьмистишия.
Две маркированные (точнее, признаковые) категории, а именно совершенный вид и прошедшее время, которыми конечная строфа наделяет все пять своих глагольных форм, еще более оттеняет глагольность этой строфы в отличие от предыдущего, безглагольного, четверостишия.
Пятиричное счисление, особенно заметное и действенное в малых формах, несомненно повышает участие грамматических категорий в поэтической символике. Так, например, мужеский род, сплачивающий пятерку имен существительных, начиная с первого слова стихов ^Berep и до %воина конечной строки (причем за обеими мужескими формами следуют имена среднего рода — хпение, красноречиво противостоит единственному примеру женского рода - 5 кровь и бросает свет на сложную боевую тематику обеих строф.
Три пары местоимений, чередующихся в пределах стиха или двустишия, обостряют значимость грамматических категорий мужеского рода и одушевленности. Такова контрастирующая смежность гейитива 2кого и локатива 2о Ч€М> такова выразительно-повторная формула $я умер, я умер; таково, наконец, драматическое сопоставление лиц и чисел в заключительном двустишии: 7Очнулся я - аОкинув вас.
'319 Примечательная узкая грамматическая и композиционная связь между двумя аттрибутивными генитивами одушевленного мужескою рода — вопросительным местоимением 2кого в начале и именем существительным sвоина в конце восьмистишия. Общность между этими двумя генитивами находит себе поддержку в отчетливом звуковом сходстве: 2Кого и о /kavo^i^a/ — %воина оком / vdina okam/. Связь между первой и последней четными строками подчеркнута также единственными примерами согласных к и в в первой строфе — 2кого — соответственно с обилием таковых в конце восьмистишия: аОкинув вас воина оком. Вообще следует отметить зоркое распределение сходств и контрастов между согласными обеих строф, как, например, отсутствие парных звонких во всем восьмистишии, способствующее наиболее четкому качественному обособлению восприятия согласных. Относительно редкое в русской речи явление зияния представлено в обеих сопоставленных строках двойными примерами, Второе четверостишие насчитывает пять случаев зияния: помимо двух приведенных образчиков, также $яумер (дважды), 7я иначе. Доходчива общность между огласовками 2ког^ и %в6ина — единственными примерами o в начале зияния. Любопытно, что во всем восьмистишии зияние встречается во всех строках, Наделенных местоимениями, и единственно в таких строках, причем в п я т и из семи примеров зияния оно непосредственно примыкает к местоимению (^юого, ^o чемt 5я,г* я, 7л). Связь местоимений, обнаженно грамматических слов, с зиянием, оголяющим гласные от промежуточных согласных, побуждает вспомнить подписанный Хлебниковым и его сотоварищами по «Садку судей» 1913 г. манифест с тезисом о гласных, понятых «как время и пространство (характер устремления) » в противоположность «краске, звуку, запаху» согласных.
