Работы по поэтике: Переводы - Якобсон Р.
Скачать (прямая ссылка):
Поборники традиционных стилей в искусстве апеллируют к Пушкину, тогда как сам Пушкин ратовал именно за искоренение всяческих художественных канонов во имя искусства, осуждая «механические формы, давно застывшие и всем известные)). Они провозглашают: Назад к пушкинскому стиху! Оки превозносят его гладкость и плавность. Однако для Пушкина вопрос состоял в «удовольствии от преодоленной трудности)). В свое время стих «Евгения Онегина» представлял собою подлинное новаторство в русском стихосложении; в настоящее время он всего-навсего удобный стереотип. Все же Пушкин не остановился на достигнутом и провозгласил: «мальчикам в забаву/Пора б его оставить)»; он обращается к усложненной форме, напоминающей ему «тряский бег» на телеге по мерзлой пашне («Все кажется мне, будто в тряском беге /По мерзлой пашне мчусь я на телеге»2). Он писал свои драмы в стихотворной форме, против которой дирекция Императорских театров протестовала в особом указе и которая была камнем преткновения для целого поколения русских актеров* В стихотворных произведениях фольклорного
2 Эта и предшествующая цитаты - из поэмы «Домик в Коломне &.
232 характера он стремился к новым реформам стихосложения; некоторые из них были осуществлены только в поэзии Блока, а другие (предвосхищенные в стихе «Сказки о попе и о работнике его Балде») — только в творчестве Маяковского.
Пресловутая кампания против формализма (или, если угодно, кампания против пресловутого формализма) ведется с постоянным обращением к имени Пушкина. Возможно, здесь достаточно привести только одну цитату из Пушкина; «Если вместо формы стихотворения будем брать за основание только дух, в котором оно писано, то никогда не выпутаемся из определений» [ПСС, VII, 33]. Сейчас восхищенно говорят, что Пушкин, непредвзято и всесторонне освоив мировое культурное наследие, умел черпать мотивы для своего творчества из разных исторических эпох и национальных кулыур. В действительности, однако, в нем ни тени эклектизма; он может быть высокомерно несправедлив и невнимателен. Например, в современной ему французской литературе, которую он превосходно знал, он не признает Стендаля и Бальзака, но увлекается некоторыми второстепенными писателями. Верно, что он обращался к богатому и разнообразному материалу, однако его техника есть техника коллажа, а коллаж не позволяет говорить о пространственной или временнбй чистоте. Чудесные пушкинские «Песни западных славян» проистекали из слабого знания Пушкиным сербского языка, из поэтической мистификации Проспера Мериме и из русского фольклора. В данном случае, впрочем, техника коллажа не является необходимым паллиативом; у Пушкина она носит явно намеренный характер. Поэтому, несмотря на превосходное знание отечественной народной поэзии, Пушкин черпает темы для своих ориентированных на фольклор сказок отнюдь не из этой традиции, но из творчества Ирвинга и братьев Гримм.
Современная мораль постоянно обращается к авторитету великого поэта; тогда пусть она ответит на его вопрос: «Не странно ли в [нашем] веке воскрешать чопорность и лицемерие, осмеянные некогда Молиером, и обходиться с публикой, как взрослые люди обходятся с детьми; не дозволять ей читать книги, которыми сами наслаждаетесь, и впопад и невпопад ко всякой всячине приклеивать нравоучение» [ПСС, VII, 210]. Ведь именно Пушкин явно стремился к гротескному изображению и пародированию различных освященных традицией национальных и общественных запретов и причудливо соединял трагические и комические элементы.
Биографию Пушкина приходится существенно урезать для школьных учебников, но и из его произведений извлекать заповеди морали ничуть не легче, чем из его биографии. Драма — это поэтический жанр, в котором традиция наиболее четко отличает свет от тьмы, но пушкинская драма не скована моральными догмами. Она как бы говорит нам, что не дело поэта — учить, дозволять или осуждать. Читатель или зритель сочувствует тому, кто в данный момшт произносит свой монолог. В «Борисе Годунове» необузданное честолюбие составляет побудительный мотив почти всех действующих лиц: дерзкий лжец Самозванец соперничает с Годуновым — убийцей невинного младенца, а льстивые, вероломные, малодушные бояре раболепствуют перед тем и другим. Критики находили положительное начало в народе, однако народ рабски выполняет приказы, идущие сверху... В качестве добродетельного персонажа указывают также летописца Пимена; однако в драме прямо говорится о его нравственной аморфности: «Спокойно зрит на правых и виновных, / Добру и злу вни-
233 мая равнодушно, / Не ведая ни жалости, ни гнева», Пушкин избегает моральных оценок в своих драмах и поэмах, что совершенно аналогично позиции Пимена, и это защищает от читательского порицания завистника и убийцу в пьесе «Моцарт и Сальери», закоренелого скрягу в «Скупом рыцаре», царя Петра, жестокого и безучастного к судьбе человека, и жалкого обывателя Евгения в «Медном Всаднике». В концепции современных поборников реализма Пушкин каким-то «волшебным)) диалектическим поворотом превращается в фигуру, далекую от исторической реальности. РАСКОВАННЫЙ ПУШКИН
