Работы по поэтике: Переводы - Якобсон Р.
Скачать (прямая ссылка):
Влияние языкового материала на поэтическую форму неоспоримо. Запас поэтических приемов, имеющихся в распоряжении словесности, в большой мере определяется этим материалом. Звуковая форма поэтической речи прямо зависит от фонологической структуры данного языка.
24 Предрасположенность некоторых языков, например, к аллитерации в поэзии нельзя считать делом чистого случая. Для этого приема особенно благодатны языки, которые маркируют первый слог слова ударением или каким-либо иным способом и в то же время избегают слишком сложных или слишком разнообразных консонантных скоплений в анлауте, то есть в начале слова. Чешский лингвист И. Зубаты установил, что из двух близко* родственных языков, литовского и латышского, только в последнем получило развитие широкое использование аллитерации в народных песнях4. Нетрудно найти причину этой инновации: из этих двух балтийских языков лишь латышский фиксировал ударение на первом слоге слова, выделяя тем самым анлаут.
В позднем общеславянском словесное ударение падало на тот слог, который имел восходящий тон, а при отсутствии такового в слове — на первый его слог. Эта просодическая модель была утеряна к концу периода славянского единства, но в дальнейшем была восстановлена в большинстве сербохорватских диалектов; в основном же оппозиция восходящего и нисходящего тона была славянскими языками полностью утрачена. Чешский и почти все языки западнославянской области лишились восходящего тона, и таким образом словесное ударение автоматически фиксировалось на первом слоге. Восточнославянский к XIII в, обобщил восходящий тон в ударных слогах и тем самым приобрел свободное фонологическое словесное ударение. Исходя их этих лингвистических посылок, мы могли бы предсказать более широкое использование аллитерации в устной поэзии в чешском, с его безусловно начальным ударением, или в сербохорватском и древнерусском, где ударение привязано к первому слогу лишь при определенных условиях, чем в современном русском с его свободным ударением, И в самом деле, в современном русском мы обнаруживаем повторяемость скорее целых консонантных комплексов (так называемые звуковые повторы), чем отдельных начальных согласных, в то время как в сербохорватской устной поэзии, особенно б плачах, повторение начальных согласных частый прием*; Metni CEtka Starog Svata, Stavna brbco; X t6 Втісі Dika BjSse Brute Diko5. В чешских народных песнях наблюдается заметная склонность к аллитерации: Kdo ji ma Pfes Pole, Pfesmiitn^ Pacho-Ie!; или: Slunce Stoji nade mlejnem: Kde рак my &е Spolu Sejdem? или: ROSi-ска je Рйкпй ВШ, ROSte па пі ROSimnna. Сходным образом депо обстоит и в древнерусской литературе; повествования, связанные с устной традицией, часто используют аллитерацию: Mmo Меду вареноt а дружины Много ; Поидоша Протиеу co6t и Покрыта Поле6, В этих случаях согласованность поэтики с языковыми предпосылками не вызывает сомнения.
3
Структура стиха всегда нерасторжимо связана с просодическими и синтаксическими свойствами того языка, на котором он создается. Как часто русские, даже довольно хороню знающие чешский язык, жалуются на «невыносимую монотонность» чешских стихов — и как часто чехи, знакомые с русским языком, среди них даже поэты, обвиняют русские стихи в том же! Обе оценки несправедливы: судьи остаются пленниками ритми-
* Здесь прописными буквами автор показывает аллитерацию. — Прим. перев.
25 ческих привычек, навязанных им родным языком,
В чешском языке чередование долгих и кратких гласных и словесное ударение совершенно независимы, что обеспечивает чешскому тоническому стиху возможность многообразного варьирования, В чарующей балладе К. Я, Эрбена «Vrba» отрывистые строки, со ставленные-исключительно из кратких гласных, типа Ani ruchu ani sluchii, перемежаются четырехстопными хореическими строками, опять же состоящими из четырех двусложных шов; но уже отягченных долгими гласными: Vboufi lite chra-ni Iodi*, Именно в искусном количественном варьировании проявляется поразительное ритмическое богатство чешского слова. Русскому языку, однако, это свободное варьирование долгих и кратких гласных совершенно чуждо, и носитель русского языка, если он не перестраивает свою языковую модель специально на чешский лад, просто не схватывает этих ритмических колебании — даже если он точно воспринимает или воспроизводит долготу и краткость чешских гласных. Русские ударные гласные, как правило, более долгие, а безударные — более краткие; поэтому русский тонический стих производит на чеха впечатление размера с неизменным, регулярным чередованием долготы и краткости, создавая ощущение утомительной монотонности. Например, для среднего чешского уха следующие строки Пастернака воспринимаются как квантитативный пятистопный анапест:
Гальванической мглой взбаламученных туч неуклюже, Вперевалку, ползком пробираются в гавань суда. Синеногие молньи лягушками прыгают в лужу. Голенастые снасти швыряет туда и сюда.
В русском языке ударение не связано со словоразделом и может падать на любой слог слова, а в чешском оно должно падать на начальный слог. Тем самым в чешском стихе распределение словоразделов в общем совпадает с распределением словесных ударений, в то время, как в русском стихе распределение словоразделов служит источником вариативности, тончайшим образом модифицируя стихотворный ритм. В русском последовательность из пяти слогов с ударениями на обоих граничных слогах (і x x x к) может иметь четыре варианта фразировки, которые определяются позицией словораздела: юношеский пыл, юноша спросилt юный командир, юн кавалерист. Поучительно сравнить хореическую строфу Пушкина с чешским переводом Юнга:
