Литературоведение в Германии - Шипллер Ф.П.
Скачать (прямая ссылка):
С субъективно-психологической стороны это взаимоотношение устанавливается, как полагал уже Дильтей, таким образом, что в самом поэтическом переживании уже заложены в зародыше особенности художественно-
253
го оформления этих переживаний. Поэтому нужно исходить из типологического анализа переживаний и отсюда перейти к типологии возможностей поэтического оформления. Конечно, необходимо учитывать то обстоятельство, что !поэтический творческий процесс в течение культурного развития все сильнее и сильнее подпадает под влияние целеустремленной и сознательной техники, которая, однако, не в состоянии уничтожить—по крайней .мере в истинном творчестве—доминирующую роль имманентных, непроизвольно действующих творческих сил писателя.
Нельзя сказать, чтобы Унгер и его школа доказали, обосновали правильность и состоятельность этих положений. Историко-проблематическое направление разбирает целые эпохи истории литературы или творческий путь отдельных писателей под углом зрения философских понятий и конструирует разные идейные комплексы. Подобно тому, как историко-филологическая и формалистическая школы строят свои «синтезы» на внешних признаках произведений, так духовно-историческая школа строит их на отвлеченных философских категориях. В этом духе например ряд работ исследователей, примыкающих к Унгеру, например, работы П. К л у кг о н а — о романтизме (1922 и 1925) , В. Л и п е — о религиозной проблеме в современной драме, Г. Б р и н к-мана —о романтизме (1926), В. Маргольца (1925 и 1926), Г. Вальтер а—о мистицизме ( I 923) , М. 3 о м м е р "ф е л ь д а — о «буре и натиске» (1922) и др. Делались также попытки применить этот метод к искусствознанию (работы М. Дворака, 1918 и 1924) и к музыке (история музыки P. M а л ь-ш а, 1926). Решающие вопросы о классовых ко р-
254
н я X содержания Поэтического произведения и взаимоотношении формы и содержания окутаны идеалистическими философскими формулировками, но не решены. Особенно абстрактно выводится социология содержания из «субъективно-психологических пережива ний» и «объективно-феноменологических» имманентных явлений, (которые, несмотря на их частичную зависимость от идей эпохи, культурного комплекса и даже социально-экономического базиса, все же, в конечном итоге, восходят к так называемым жизненным проблемам, коренящимся в непознаваемом, саморазвивающемся духе. Идеологически и методологически истори-ко-проблематическое направление стоит ближе всего к современной исторической школе, возглавляемой Фридрихом M е й н е к е. Он формулировал свою «новую» историческую программу после мировой войны таким образом: «Наибольшее, чего может достичь историк, это... изобразить события в свете высших и общих сил, действующих за этими событиями и выражающихся в них, показать конкретное sub specie aeterni, но окончательно определить само это высшее и вечное в своем существе и в своем отношении к конкретной действительности он не в состоянии» \ Если перевести высокомерные псевдогегельянские фразы Унтера на более понятный язык, то в его литературоведческом методе получатся те же неразрешимые для буржуазных идеологов противоречия, как и в исторической науке Мейне-ке. Характерно также, что ряд работ историко-пробле-
1 Friedrich M е і n е k е. Die Шее der Staatsrason in der neueren Geschichte. Munchen, 1924, стр. 10.
255
матического направления посвящен Дильтею, исследованию его мировоззрения и его литературоведческого метода.
4
Глубокое противоречие между реальностью и идеей, отличающее метод только что охарактеризованного нами направления, давало себя чувствовать все сильнее, и буржуазное литературоведение, поскольку оно вообще претендовало быть наукой, искало выхода из тупика. К единственно научному решению вопроса, марксистскому пониманию литературного процесса, оно, в силу своей классовой сущности, притти не могло. Если Мейнеке объявил познаваемым, доступным для исторического исследования лишь жизненные явления исторического мира в свете мира «высшего», «вечного», недоступного нам, то другие, чтобы устранить это, просто объявили 'историческую реальность принципиально непознаваемой и заменили теоретическую реконструкцию реальных исторических связей своим «творческим», «эстетическим» и «художественным» методом, то есть реальную историю заменили легенд о й, м и ф о м. Ни один исторический метод, оказывается, не в состоянии изобразить нам действительность такой, какой она была на самом деле. История не есть реконструкция прошлого; все, что от нее остается, это — легенда: только она соединяет героя с народом, а великая историческая личность всегда продолжает жить лишь как образ, миф1. Таким путем буржуазная историческая наука думала преодолеть противоречие, скептицизм и кризис в ее ря-
1 Ernst Bertram. Nietzsche. 4 Aufl., 1920, стр. 1.
256
дах, но фактически она этим оставляет всякую /науку далеко позади, делается мифологическим апокалипсисом, превращает «невидимые» и «непознаваемые» силы потустороннего © величавых демиургов, в исторических богов и героев.
После мировой войны это новое развитие буржуазной идеологии ярче чем в какой-либо другой отрасли проявилось їв литературоведении. Уже школа Унгера склоняется, в ущерб исторической объективной реальности, к произвольным конструкциям больших идейных эпох и комплексов (особенно в работах Г. А. К о р ф а и М. Дейчбейна). Но и она для многих оказалась слишком «позитивистской» и «натуралистической». И поэтому Э. Э р м а т и н г е р, известный современный немецкий литературовед, потребовал отказа от «пози-тивистического психологизма» Дильтея и Унгера и перехода к «идейно-обусловленному» методу. «Чего недостает современной истории литературы,—пишет он,— это коренного изменения убеждений исследователя». Каждый метод, опирающийся лишь на формальные доводы, не вырастающий органически из миропонима-* ния самого литературоведа,—'бесплоден. Во всех плодотворных для науки о литературе эпохах собственное понимание жизни определяло смысл истории. То, что меняется с течением времени, это не методологические убеждения, а содержание и д е и, определяющей исходную точку. Для своей эпохи, то есть после крушения германского империализма и банкротства старых идеалов, Эрматингер требует, как коренного мировоззрения литературоведа, «храбрости для перехода к метафизике». Согласно этому «методу» он вкладывает во все свои работы свое мировоззрение везде там, где
