Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
Что имеется в виду? Общины, объединяющие достаточно просвещенных и политически активных людей, способных если не к революции (это было в России тех времен объективно невозможно), то к серьезному давлению на самодержавие и аристократию.
Старые славянофилы и некоторые наши недавние авторы не раз пытались превратить Пушкина в критика капитализма. Иные его высказывания (например, в статьях «Джон Теннер» и «Путешествие из Москвы в Петербург»), казалось бы, дают для этого известное основание. Да и естественно, что цивилизация чистогана была не по нутру гуманисту и интеллектуалу. Но это односторонний и ограниченный взгляд. Как трезвый наблюдатель, как человек мыслящий — и мыслящий исторически — Пушкин не мог не видеть, что без развития народного хозяйства у России нет будущего, а такое развитие невозможно без капитализма и капиталистов — предпринимателей. Этот, я бы сказал, объективно-научный взгляд мы находим во многих его поздних сочинениях, в том числе в упомянутом «Путешествии». Пушкина занимали конкретные формы развития производительных сил в России, в частности организация и финансирование железнодорожного строительства, которое началось при его жизни. У него была определенная позиция по этому вопросу, зафиксированная в письме В. Ф. Одоевскому в конце 1836 года: «Я, конечно, не против железных дорог; но я против того, чтоб этим занялось правительство» (X, 309). Он считал, что эта сфера должна быть предоставлена частному капиталу, чтобы не обременять государственный бюджет и не возлагать на правительство не свойствен-
198 ные ему функции. В другом месте он высказался в общей форме, отметив, говоря современным языком, важность рационального сочетания государственного и частного секторов (VI, 334). В целом можно согласиться с Б. С. Мейлахом, что «нет никаких оснований считать, что отношение Пушкина к буржуазным революциям и нарождавшемуся в России капитализму было целиком отрицательным» 16.
Но то третье сословие, которое, по мнению Пушкина, могло организовать строительство железных дорог, отнюдь не представлялось ему пригодным на роль духовной и интеллектуальной элиты общества. Между тем необходимость такой элиты была одной из его любимейших идей. За нее он боролся всю жизнь и с царской бюрократией, и с сервильной журналистикой, и с тупым мещанством. И поразительно многого достиг в этой борьбе! Без Пушкина мы просто не можем себе представить всю русскую культуру последующих десятилетий — не только литературу.
Какой же общественный слой мог в его время породить такую элиту? Нетрудно догадаться: это «старинное дворянство, кое ныне, по причине раздробленных имений, составляет у нас род третьего состояния, состояния почтенного, трудолюбивого и просвещенного (...)» (VI, 300).
Вот специфически русское, ни на что в мире не похожее третье сословие!
Здесь едва ли надо видеть следы дворянской ограниченности. Это сословие (в отличие от дворянства как класса) Пушкин охотно соглашался пополнять разночинцами, выходцами из других сословий. Для допуска в него он выдвигал благородные критерии: талант, честность, сознание общественного долга: «Что значит аристокрация породы и богатства в сравнении с аристо-крацией пишущих талантов?» (VI, 356).
Думая о роли «пишущих талантов», Пушкин высказался о гласности, причем употребил это слово в смысле, который вполне близок нам: открытость обсуждения общественных вопросов в средствах массовой информации. В его время единственным таким средством была журнальная публицистика. Пушкин рассуждает о критике, о литературной борьбе и видит в ней общественную пользу, даже если она принимает грубые формы. Процитируем это место из статьи, оставшейся в рукописи: «Нападения на писателя и оправдания, коим
199 подают они повод, суть важный шаг к гласности прений в действиях так называемых общественных лиц (hommes publics), к одному из главнейших условий высокообразованных обществ. В сем отношении и писатели, справедливо заслуживающие презрение наше, ругатели и клеветники, приносят истинную пользу: мало-помалу образуется и уважение к личной чести гражданина, и возрастает могущество общего мнения, на котором в просвещенном народе основана чистота нравов» (VI, 288).
Ну разве это не актуально и в 1989 году? Как нам нужны и гласность прений, и уважение к личной чести гражданина, и усиление роли общественного мнения... А ирония и парадокс, которые так блестяще служат Пушкину для выражения его мыслей!
Закончить можно известными фразами, которые вроде бы и не требуют комментария: «Таким образом, дружина ученых и писателей, какого б рода они ни были, всегда впереди во всех набегах просвещения, на всех приступах образованности. Не должно им малодушно негодовать на то, что вечно им определено выносить первые выстрелы и все невзгоды, все опасности» (VI, 288).
«Мирная республика наук» — и эта военная терминология... И все же как справедливо для всех эпох! XVI
Радищев, рабства враг
Жгучий интерес к Радищеву, само имя которого было наполовину запретным, Пушкин пронес через всю жизнь. Лицейская поэма «Бова» и ода «Вольность» написаны под влиянием одноименных сочинений Радищева. В «Послании цензору» (1822) Пушкин издевается над цензурой, которая не смогла помешать распространению рукописного вольнодумства:
