Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
168ный) за 650 рублей. Со всех сторон сыплются счета. Во все времена писатель не мог жить и работать без библиотеки, и Пушкин, несмотря на финансовые трудности, покупает много книг. 24 марта поступает счет от книготорговца Ф. М. Беллизара на сумму 2172 руб. 90 коп. По-видимому, лишь в конце апреля удалось наскрести 975 рублей в частичное погашение долга. Покупка книг продолжалась, и долг рос вплоть до самой гибели поэта.
1 июня Пушкин берет взаймы под проценты у своего дальнего родственника князя Н. Н. Оболенского 8000 рублей с оформлением через нотариальную контору. Вероятно, часть этих денег уходит на покупку кареты полной ценой в 4150 рублей, за которую 7 июня уплачивается аванс 2500 рублей. К осени деньги, полученные от Оболенского, истрачены, и 17 сентября Пушкин получает ссуду в 10 тысяч рублей у ростовщика Юрьева сроком до 1 февраля 1837 года.
Зять Павлищев не оставляет своими домогательствами и в письме из Варшавы от 22 октября 1836 года, в котором содержится подробная опись имущества в Михайловском, бросает характерную фразу: «Вы богаты, если не деньгами, то кредитом» (Акад. XVI, 175). То есть: возьмите еще в долг и вышлите мне хоть 1500 рублей, ибо «жить нечем». Тут же Лев Сергеевич, который из Тифлиса столь же слезно просит денег: ему не на что обмундироваться, чтобы «ехать драться с горцами». Прислав денег, «ты выведешь меня из большого затруднения и от больших неприятностей» (Акад. XVI, 154—155). Это уже что-то вроде родственного шантажа.
И Пушкин все глубже погружается в трясину долгов. Аристократическое имя, близость ко двору, литературная известность еще обеспечивают кредит, но он истощается с каждым месяцем. Когда-то, в лучшие дни, Пушкин беззаботно советовал приятелю: «И не плати своих долгов по праву русского дворянства» (II, 145). Но " теперь не до шуток.
В конце года одолевают счета за «Современник»: от бумажной фабрики — на 2447 рублей, от типографии — на 3175 рублей. Пушкин просит отсрочки, как-то изворачивается, занимает в одном месте, чтобы заплатить в другом. Даже милый друг Нащокин письмом из Москвы напоминает, что Пушкин должен ему 3 тысячи, но, великодушный и понимающий, добавляет: «...у тебя
169денег нет — а будут, так сочтемся (...)» (Акад. XVF, 182). Закладывается еще одна шаль Натальи Николаевны. Нечем платить лавочнику, квартирохозяину. 30 декабря у того же ростовщика Юрьева Наталья Николаевна занимает еще 3900 рублей... Наступает 1837 год. Пушкину остается жить 29 дней.
Вся эта финансовая драма разыгрывается рядом с личной трагедией, переплетается с ней. Узел затягивается все туже. Он был разрублен роковым выстрелом на Черной речке.
Что означало для Пушкина быть обеспеченным, состоятельным человеком? Лестница имущественной дифференциации дворянства была велика. В «Русском Пеламе» (начатый Пушкиным в 1833—1834 годах роман из жизни света) герой рассказывает о своей семье: «Отец имел пять тысяч душ. Следственно, был из тех дворян, которых покойный гр. Шереметев называл мелкопоместными, удивляясь от чистого сердца, каким образом они могут жить! — Дело в том, что отец мой жил не хуже графа Шереметева, хотя был ровно в двадцать раз беднее» (V, 437).
Здесь многократная ирония. По сложившейся традиции владельцы свыше тысячи душ считались крупнопоместными дворянами, так что отец Пелама только с точки зрения Шереметева, имевшего сотню тысяч душ, мог выглядеть мелкопоместным. Жить не хуже Шереметева он, очевидно, мог только в долг, подобно онегинскому отцу, который, как известно, «промотался наконец». Кстати, в одном из вариантов плана этого романа отец Пелама (названного здесь Пелымовым) «умирает в нищете» (V, 517).
Пушкин как помещик отстоит от отца героя на столько же, на сколько тот — от графа Шереметева. Крепостная ревизская душа могла приносить 10—20 рублей оброка в год. Возьмем в среднем 15 рублей. Шереметев мог, следовательно, рассчитывать на доход миллиона в полтора, Пелам-отец — тысяч семьдесят пять, а Пушкин? При выделении деревни Кистенево годовой оброк оценивался в 4000—4500 рублей в год, но за 1831 год Пушкин получил только 3600 рублей, а по оценке на 1836 год, сумма оброка едва ли превышала две тысячи 5.
Иные люди из круга Пушкина жили жалованьем. Князь Вяземский, занимавший довольно высокий пост в министерстве финансов, получал 20 тысяч рублей в год и, как писал поэт-партизан Д. В. Давыдов в письме жене
170в 1836 году, «живет очень приятно» 6. Вероятно, Вяземский имел также значительный доход от поместий. Таким образом, в целом его материальное положение было несопоставимо с положением Пушкина.
Нечего говорить, что наиболее влиятельные враги Пушкина, такие, как Нессельроде, Уваров, Идалия По-летика, были весьма богатые люди. Об Уварове Пушкин записал в дневнике, что, имея 11 тысяч душ, он был настолько скуп, что «казенных слесарей употреблял в собственную работу» (VII, 297). (Ах, какой знакомый мотив!) Убийца Пушкина Дантес, по сплетням светских знакомых, имел до 70 тысяч рублей годовой ренты, очевидно, благодаря чрезвычайно выгодному для него усыновлению 7.