Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
Но человек не существует без социальной среды, без известного, или традиционного, или принятого образа жизни, без тьмы окружающих его условностей. Только, может быть, уехав с семьей в деревню, «на подножный корм», мог бы Пушкин как-то восстановить равновесие бюджета. Это оказалось невозможно по многим причинам, о которых здесь не место рассуждать.
Образ обедневшего дворянина хорошего рода пронизывает творчество Пушкина 30-х годов. Это прежде всего Владимир Дубровский, унаследовавший от отца имение с 70 душами крепостных, которое у него силой, обманом и судебной неправдой отобрал Троекуров. Пушкин, вероятно, примерял эту ситуацию к себе, владельцу переданных ему отцом душ в Нижегородской губернии. Настолько примерял, что даже не потрудился придумать для деревни Дубровского особое название: она называет-
166 ся Кистеневка, а пушкинская деревенька — Кистенево. Что в лоб, что по лбу.
Это, конечно, и герой «Медного всадника» Евгений, чье имя, как имя Пушкиных, «в минувши времена (...) быть может, и блистало и под пером Карамзина в родных преданьях прозвучало (...)» (III, 258). Ныне он петербургский чиновник, может быть, как сам Пушкин, титулярный советник. В черновом наброске сказано, что Евгений, «как вы, о деньгах думал много» (III, 416). Местоимение «вы» здесь очень легко заменить на «мы» и «я». Впрочем, героя неоконченной поэмы «Езерский», ведущего свой род от варяжских витязей, Пушкин сделал всего-навсего коллежским регистратором, т. е. чиновником самого низкого, 14-го класса. Это, наконец, Петр Гринев из «Капитанской дочки», в чьем положении, в чьих моральных и политических дилеммах тоже многое от самого Пушкина.
Недавно пушкинистика получила ценное приобретение — созданную Стеллой Абрамович почти ежедневную хронику жизни Пушкина в 1836 году. Собранные рукой трудолюбивого исследователя факты, документы, свидетельства современников превращаются в захватывающее чтение. Это горькое и вместе какое-то очищающее чтение. Сделаем небольшую выборку из работы С. Абрамович 4.
31 декабря 1835 года Пушкин обращается к Бенкендорфу (а через него к царю) с просьбой разрешить ему издать в 1836 году «четыре тома статей (...) наподобие английских трехмесячных Reviews. Отказавшись от участия во всех наших журналах, я лишился и своих доходов. Издание таковой Review доставило бы мне вновь независимость, а вместе и способ продолжать труды, мною начатые. Это было бы для меня новым благодеянием государя». (X, 247). Письмо тщательно продумано и отредактировано. В нем нет слова «журнал», и разрешение осторожно испрашивается лишь на один год.
Вопрос был решен быстро и без бюрократизма. Видимо, недели через две Пушкин уже знал, что журнал ему разрешен. В письл-е Нащокину, которое датируется 10-ми числами января 1836 года, Пушкин пишет: «Денежные мои обстоятельства плохи — я принужден был приняться за журнал» (X, 249).
Это было короткое время надежд. Сестра Ольга Сергеевна Павлищева писала мужу со смесью радости
167 и зависти, что Пушкин рассчитывает на годовой доход от «Современника» в размере 60 тысяч рублей. Один из черновиков Пушкина подтверждает это. Пушкин множит цифру 25 (цена годовой подписки в рублях) на 2500 (предполагаемый тираж) и получает сумму 62 500 рублей. Это валовой доход. Размеры издержек несколько уменьшались благодаря тому, что значительную часть объема Пушкин заполнял своими сочинениями и экономил на гонораре. За чужие статьи он платил по 200 рублей за лист. Вероятно, при таком тираже и учитывая скидку с цены для книгопродавцев, чистый доход мог составить до 35—40 тысяч рублей в год. Друг Пушкина Плетнев называл в письме цифру 25 тысяч дохода на 1836 год, но, возможно, он уже учитывал обнаружившуюся малую популярность «Современника» и уменьшение тиража. Надежды Пушкина не были совсем пустыми: «Библиотека для чтения» выходила тиражом 4—5 тысяч экземпляров. Тем не менее они не оправдались. Тираж к четвертому номеру упал до 900 экземпляров, и журнал едва ли покрывал издержки издателя. Свои труды и сочинения Пушкин отдавал публике даром.
Между тем на Пушкина наваливаются не только материальные заботы своей семьи, но и расточительность, легкомыслие, наглые претензии родственников. 3 января Ольга Сергеевна сообщает мужу, что брат Лев проиграл в карты 30 тысяч и что Пушкин собирается выкупать векселя (очевидно, договариваться с кредиторами о частичной оплате наполовину безнадежного долга; ему и ранее приходилось это делать). Трудно представить себе, из каких денег собирался Пушкин выкупать векселя Льва Сергеевича.
Зять Николай Иванович Павлищев, педант и зануда, в карты не проигрывает, но методически требует от Пушкина то точного отчета об управлении и доходах по нижегородскому имению, то уплаты ему доли жены в унаследованном Пушкиными от матери псковском имении (Михайловском). 31 января Ольга Сергеевна пишет ему, что такие требования и заботы доводят Пушкина до исступления: «...у него разлилась желчь; я не помню его в таком отвратительном расположении духа».
О том, что творится в доме, свидетельствуют такие факты. 1 февраля Пушкин закладывает ростовщику за 1250 рублей турецкую шаль Натальи Николаевны, а 13 марта — брегет и кофейник (очевидно, серебря-
