Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
Это письмо высвечивает то отчаянное положение, в котором оказалась семья через 3—4 года после брака, и важнейшие связанные с этим аспекты жизни и работы Пушкина.
В чисто финансовом плане мы видим огромный разрыв между расходами и доходами. После того как Пушкин заложил казне свое скромное 5-тысячное (в год!) жалованье, твердого дохода вовсе нет, а расходы большой семьи растут как снежный ком. В социальном плане здесь тупиковое противоречие между официальным положением Пушкина как придворного, дворянина старинного рода, владельца сотен крепостных душ — и реальным жизненным статусом разночинца, литературного поденщика, пролетария умственного труда.
Во многих других письмах Пушкина Наталье Николаевне финансовые мотивы развиваются и разнообразятся. Эти письма оценивались по-разному, от восхищения сердечностью и теплотой до отыскивания искусственности и натянутости, снисходительности к недалекому уму женщины. Не мне решать. В любом случае они представляют собой литературный памятник и проливают свет на важные стороны личности и творчества Пушкина.
Как известно, письма Натальи Николаевны к Пушкину не сохранились или, во всяком случае, до сих пор не найдены. Но из немногих известных нам с недавних пор писем ее к брату Дмитрию Гончарову мы видим, что она знала и думала о семейном финансовом кризисе и даже о том, как он отражался на литературной работе мужа. В июле 1836 года Н. Н. Пушкина пишет брату, в очередной раз прося у него денег в счет своего пая в наследстве: «Ты знаешь, что пока я могла обойтись
* Екатерина Ивановна Загряжская, тетка Натальи Николаевны, фрейлина, пользовавшаяся влиянием при дворе и помогавшая семье Пушкиных.
164 без помощи из дома (от брата.— А. А.), я это делала, но сейчас мое положение таково, что я считаю даже своим долгом помочь моему мужу в том затруднительном положении, в котором он находится; несправедливо, чтобы вся тяжесть содержания моей большой семьи падала на него одного (...) Я тебе откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идет кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, не может спать по ночам и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна» 3.
Это письмо свидетельствует если не о большом уме автора, то во всяком случае об искреннем чувстве семейного товарищества, о понимании тяжелого душевного состояния Пушкина.
Поразительно то, что в период, когда писались эти письма, Пушкин работал с исключительной интенсивностью. Написаны «Капитанская дочка» и несколько больших статей, создан «каменноостровский» (на Каменном острове летом 1836 года Пушкины снимали дачу) цикл стихотворений. Вышли четыре тома (номера) «Современника».
Возникает соблазн цинично пошутить: гения нужно загнать в тиски, чтобы он давал продукцию. Ведь написал же Достоевский «Игрока» за 3 или 4 недели под угрозой финансового краха. Не знаю, не знаю... Остается без ответа вопрос, что написали бы Пушкин и Достоевский, будь их жизнь благополучна и беззаботна...
Обратим внимание на фразу из пушкинского письма: писать для денег не могу. Она возвращает нас к излюбленной формуле поэта: писать для себя, печатать для денег. После большого успеха «Пиковой дамы» Пушкин несомненно мог написать какой-нибудь авантюрный, светский, фантастический, еще какой-нибудь роман и заработать хорошие деньги. Однако в 1833 году был оставлен недописанным «Дубровский»: Пушкин, видимо, считал, что роман не получился. Вместо этого он берется за «Историю Петра», которая едва ли обещает быструю и большую «отдачу».
Почти все написанное Пушкиным в 1835 — 1836 годах либо не попало в печать, либо, будучи опубликовано
165 в «Современнике», не дало финансового результата. Многое сложилось, чтобы лишить «Современник» коммерческого успеха: состояние русского общества после декабря 1825 года, неподготовленность русского читателя, репутация аристократической элитарности, конкуренция «Библиотеки для чтения» Сенковского, наконец, интриги литературных врагов. Во всяком случае в эти роковые годы Пушкин почти лишился литературных доходов, а никаких других у него не было.
О бедность! затвердил я наконец Урок твой горький! Чем я заслужил Твое гоненье, властелин враждебный, Довольства враг, суровый сна мутитель?.. (II, 516).
Комментаторы сообщают, что это перевод из английского поэта Барри Корнуолла, который в последние годы вообще сильно привлекал Пушкина. Но стихи были, видимо, чрезвычайно созвучны его настроению в конце 1835 года. Пушкин упорно работал над ними, а следы этой работы остались в черновиках (Акад. III, 2, 1011-1012).
Как сказали бы в свое время, это была бедность «деклассированного дворянина». Она, разумеется, отличается от бедности крепостного крестьянина, городского мещанина или, чтоб взять поближе, литератора-разночинца, хоть того же Белинского. Бедность — и наемная квартира из 11 комнат. Бедность — и собственный экипаж. И так далее. А ведь вместе с тем бывали дни, когда не из чего было готовить обед для семьи и для дворни.
