Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
7 ниє. Это не раз отмечали западные исследователи. В книге немецкого ученого, писавшего в 20-х годах XX века, X. Ю. Серафима читаем: «Это характерно для русского национального характера, что в политической экономии, когда и поскольку она самостоятельно разрабатывается русскими, на первый план выдвигается социальный момент» 9.
Для Пушкина политическая экономия никак не была академической, специальной, далекой от жизни наукой. Как сказочная живая вода, слово Пушкина превращает эту науку, имеющую репутацию сухости и скуки, в яркие картины общественной жизни. Ни один историк русской социально-экономической мысли не может миновать Пушкина. Это относится как к советским, так и к иностранным авторам. В одной из лучших в нашей литературе книг по этой проблеме И. Г. Блюминым цитируются отрывки из оды «Вольность» и из «Евгения Онегина» 10. В 1945 году в США опубликована книжка Дж. Нормано «Дух русской экономической науки». В относительно небольшом тексте (150 страниц) имя Пушкина упоминается на 28 разных страницах — чаще, чем имена всех других русских писателей и мыслителей, которые, казалось бы, с большим основанием могут претендовать на звание экономистов. Автор говорит: «Сочинения Пушкина, особенно «Евгений Онегин», представляют энциклопедию русской жизни того времени, ее экономической истории, идей и наблюдений. Исследование экономических идей Пушкина было бы благодарной, хотя и трудной задачей» 11. Такая задача, насколько мне известно, никогда не была решена в сколько-нибудь полном виде. Немногие статьи, тонущие в необъятной Пушкиниане, лишь слегка затрагивают проблему 12.
Пословицей стала фраза Пушкина: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» (I, 234). Она отражает не только рациональную писательскую психологию, но и новые условия развития литературы, которые наступили в России в первой четверти XlX века. Литература становилась профессией, ее продукт — предназначенные для печати произведения — своеобразным товаром со своей ценой. Пушкин был одним из первых русских писателей-профессионалов — и это несмотря на шестисотлетнее дворянство, которым он гордился, несмотря на положение средней руки помещика. Кто-то заметил, что отношения с издателем и
8 книготорговцем А. Ф. Смирдиным гораздо важнее для изучения Пушкина, чем его отношения с Анной Керн. Как говорится, если это и не правда, то хорошо придумано, хотя отнюдь не Смирдину мы обязаны этой жемчужиной лирики — «Я помню чудное мгновенье».
Личный и семейный бюджет Пушкина, его доходы и расходы, долги и векселя,— все это определяется не только индивидуальностью, но и социально-экономической средой, в которой он жил. С одной стороны, эти стороны жизни необходимы для полного понимания многих его произведений. Мы ничего, к примеру, не поймем в «Истории села Горюхина», если не будем знать обстоятельств раздела отцовского Болдинского имения в 1830 году. С другой стороны, в ожесточенной полемике с Булгариным важнейшее место занимают вопросы литературных гонораров, издательского и книготоргового дела. Отвечая на обвинения в дороговизне издаваемых отдельно глав «Евгения Онегина» (они продавались по 5 рублей за экземпляр), Пушкин излагает основы «экономики издательского дела» и говорит: «Эти торговые обороты нам, мещанам-писателям, очень известны» (VI, 309). Это то самое «мещанство», которое ироническим рефреном повторяется в строфах «Моей родословной» (1830).
Ни с чем не сравнимо очарование писем Пушкина: какая трогательная открытость, какая смелость языка, какой юмор, какие словесные находки! И это несмотря на то (а может быть, благодаря тому?), что деньги там часто фигурируют. Как писал Владислав Ходасевич, «деньги играли большую роль в его жизни. В переписке им отведено много места. Тема денег порой врывается в творчество» |3.
В письме из Одессы от 20 декабря 1823 года Пушкин пишет ближайшему другу П. А. Вяземскому, который занимался в Москве изданием «Бахчисарайского фонтана»: «Печатай скорее; не ради славы прошу, а ради Мамона» (IX, 82). Мамон (древневосточный бог богатства) — другая форма слова «мамона» — символ денег, богатства, корысти. Впрочем, до корысти ли было чиновнику 10-го класса, жившему на жалованье в 700 рублей в год, и притом «гуляке праздному» (конечно, в том же смысле, в каком гулякой был Моцарт!)?
А в трагические дни ноября 1836 года, получив подлый анонимный «диплом», он пишет министру финансов (и, добавим, интересному русскому экономисту)
9 Е. Ф. Канкрину официальное письмо, из которого ясно видны те финансовые тиски, в которых оказался Пушкин. Он должен казне 45 тысяч рублей. Его «крещеная собственность» состоит из 220 крепостных душ, из которых 200 заложены. Пушкин просил принять все свое имение в уплату долга, но эта попытка кончилась неудачей.
Как могут такие обстоятельства жизни не «врываться в творчество»?
Многие видные пушкинисты, помимо Щеголева, признавали важность исследования социально-экономических взглядов Пушкина. М. П. Алексеев отмечал: «Напомним, что, когда в начале 1930-х гг. П. Е. Щеголев опубликовал статью «Пушкин-экономист»... она показалась многим и неожиданной, и неоправданной, а между тем в настоящее время экономические воззрения Пушкина стали предметом немаловажных изысканий...» 14. Значительность этих изысканий автор, впрочем, преувеличивает.
