Суфизм в контексте мусульманской культуры - Пригарина Н.И.
ISBN 5-02-016695-2
Скачать (прямая ссылка):
растратил в поклонении огню. И тебя, который семьдесят лет поклонялся огню, и меня, который не поклонялся, ввергнут в ад, и тебе и мне гореть, но твой бог не позаботится о тебе, а если мой Господь пожелает, огонь не посмеет сжечь и единого волоска на моем теле, потому что огонь — создание Господа, а созданное подчиняется Создателю. Эй ты, семьдесят лет поклонявшийся огню, давай возложим на него руки, чтобы ты узрел слабость огня и мощь Господа моего. Так сказал он и сунул руку в огонь, и ни одна частичка его плоти не сгорела. Увидев такое, Шам'ун изумился, и утро узнавания занялось для него. Он сказал Хасану: уже семьдесят лет я поклоняюсь огню, сейчас мне осталось всего несколько вздохов, как мне быть? Хасан сказал: стань мусульманином! Шамгун сказал: если ты выдашь мне расписку, что Всевышний Бог не накажет меня, поверю, а если не выдашь, не поверю. Хасан написал расписку. Шам*ун попросил: прикажи честным свидетелям из Басры удостоверить написанное. Они подписались. После этого Шам'ун пролил обильные слезы, принял ислам и завещал Хасану: когда умру^ распорядись, чтобы меня обмыли, и своими руками предай меня земле, и эту расписку вложи мне в руки, ибо она послужит мне документом. Потом он произнес [формулу] исповедания веры и скончался. Его обмыли, сотворили над ним намаз и похоронили. А Хасан в ту ночь, засыпая, задумался: что же это я такое сделал? Сам тону, так как же я протягиваю руку другому, в своем царстве не властен, так как же я выдал поручительство для царства Божьего? С такими мыслями он погрузился в сон и увидел Шам'уна в сияющем, как свеча (там*), венце> с улыбкой на устах, плавно прохаживающегося по райской лужайке. Хасан спросил: о Шамеун, как это получилось? Тот сказал: о чем ты спрашиваешь? Как. видишь, Бог всеславный по щедрости своей приблизил меня к себе и удостоил встречи по благости своей, и все те милости, которыми одарил меня Господь, не выразить и не описать словами. Теперь ты оправдал свое поручительство. Возьми расписку, ибо мне нет в ней больше надобности. Когда Хасан проснулся, он увидел ту бумагу у себя в руке. Он сказал: Господи, известно, что дела Твои не связаны иной причиной, кроме мудрости Твоей. У Твоего престола кто понесет урон? Семидесятилетнего гебра за одно только слово Ты приблизил к себе, так неужели же лишишь [этой милости] правоверного семидесяти лет?
[41]
Рассказывают, что самоуничижение его было таково, что он считал себя самым худшим из людей. Однажды, проходя по берегу Тигра, он увидел чернокожего со стеклянной флягой. Перед ним сидела женщина и пила вино из фляги. В голове у Хасана промелькнуло: этот человек лучше меня. Но тут сокол закона шариата ринулся в атаку: мол, нет, уж он не лучше меня, ведь он уселся с посторонней женщиной и пьет
165
из фляги вино. Так он размышлял, когда вдруг показался тяжело нагруженный корабль с семью путниками на борту. Внезапно корабль перевернулся и стал тонуть, чернокожий бросился в воду и спас шесть человек, потом обратился к Хасану: пойди, если ты лучше меня, я спас шесть человек, а ты спаси одного. О имам мусульман, в этой фляге вода, а эта женщина— моя мать. Я хотел испытать тебя, внешним ли оком видишь ты или внутренним. Хасан упал ему в ноги, и попросил прощения, и узнал, что это посланец божий. Тогда он воскликнул: о чернокожий, как ты спас их из моря воды, так и меня спаси из моря воображения (пиндар). Чернокожий сказал: да прозреют твои глаза! После этого Хасан никогда уже не мнил себя лучше кого-нибудь другого. Как-то он увидел собаку и сказал: Господи, сочти меня ровней этой собаке! У него спросили: кто лучше — ты или собака? Он сказал: если я буду избавлен от наказания Господня, то я лучше собаки, а если нет, клянусь всевеличием и всеславием Господа, собака стоит ста таких, как я.
[42]
Передают, что Хасан говорил: слова четверых поразили меня— ребенка, пьяного, гермафродита (муханнас) и женщины. Его спросили: как это было? Он сказал: однажды я проходил мимо гермафродита и скинул с него платье. Он сказал: о хаджи, положение наше еще не прояснилось, ты не снимай с меня ллатье, ибо лишь Господу ведомо, как сложатся дела впоследствии36. И пьяного я видел, который шел по грязи, шатаясь и спотыкаясь. Я сказал ему: ступай тверже, несчастный, чтобы не упасть**. Он сказал: о ты, ступающий твердо, со всеми твоими притязаниями [на любовь к Нему], если я свалюсь пьяный, я выпачкаюсь в грязи, встану и отмоюсь, это легко. Бойся своего падения! Эти слова оставили глубокий след в моем сердце. И ребенок как-то нес лампу, а я сказал ему: откуда ты несешь этот свет? Тут лампу задул ветер. Он сказал: скажи, куда ушел этот свет, чтобы я ответил, откуда я принес его. И некая женщина с обнаженным лицом небывалой красоты, открытыми руками и заплаканными глазами жаловалась мне на мужа. Я сказал: сначала прикрой лицо! Она сказала: я от любви к сотворенному [Богом] потеряла разум, и, если бы ты не упрекнул меня, я бы так и на базар отправилась. Каков же ты при всех своих притязаниях на любовь к Нему, если ты не смог не заметить наготу моего лица?! Этому я тоже удивился.
