Суфизм в контексте мусульманской культуры - Пригарина Н.И.
ISBN 5-02-016695-2
Скачать (прямая ссылка):
В этой же связи для более глубокого понимания проблемы небезынтересными являются и активно используемые в культуре этого времени представления о Совершенном Человеке (ал-инсан ал-камил), наиболее ярким примером которого и был образ Мухаммада. Образ Пророка и мотив его вознесения оставались самыми выразительными иллюстрациями мусульман об эсхатологической будущности, о том, с чем человек неминуемо столкнется в своей жизненной перспективе. По этой причине изображение сцен вознесения Пророка и подробное описание его видений из жизни рая и ада не только носили житийный характер, но и служили своеобразным exemplum и наставлением, регулирующим собственно психическую деятельность созерцателей этих изображений.
Риторическая установка средневековой культуры, ее перманентный процесс поучения и наставления (насихат и андарз), требовала существования таких образцов для воспитания чувств и поведения человека. Наряду с теологией, собственно риторикой и литературой подобную задачу с успехом решало и изобразительное искусство. Изображения несли свои иллюстративные функции, они поучали созерцателя, служили ему ярким уроком, а посему были объектом пристального внимания и глубокого вчувствования. Ведь перед зрителем разворачивались не просто картины из частной жизни персонажей, но их «деяния», глубинный смысл которых всегда оставался вневременным и достойным подражания.
Сказанное можно пояснить следующим силлогизмом: Мухаммад — человек, Мухаммад совершил ми'радж, следовательно, каждый человек может совершить ми'радж.
При всей своей условности составленный нами силлогизм достаточно отчетливо формулирует ту логическую установку, которая могла предшествовать и дисциплинировать сознание зрителя при столкновении с изображениями вознесения Пророка. Суждение по аналогии было одним из наиболее распространенных приемов в средневековой культуре, а его активизация во многом способствовала интенсивности именно мистического сознания. Вспомним в этой связи, что вознесение Баязида Вистами (см. ниже) и известная фраза Мансура Халладжа «Я — Истина» были спровоцированы фактами, стимулирующими психическое состояние верующего человека.
Само вознесение Мухаммада с точки зрения существовавшей традиции связывалось, как известно, с преодолением времени и пространства и нахождением его в локусе, терминологически обозначаемом выражением ла-макан, т. е. там, где господствует пустота, где отсутствует любое присутствие чего-либо. Так, например, рассказывает о ми'радже Мухаммада Фарид ад-дин Аттар в «Илахи-наме».
262
С позиций современной антропологии вознесение Мухаммада представляет собой ярко выраженный «rites de marge», во время совершения которого особое значение для окружающих имеет граница перехода из одного состояния в другое [16„ с. 33—36, 37; 14, с. 99—115]. Другими словами, психофизическая оценка происходящего действия (ритуала) ощущается не только субъектом, но и всеми присутствующими. Чувство духовного, внутреннего сопричастия становится основным стимулирующим чувством при созерцании подобных действий.
В качестве типологической характеристики обратим внимание на аналогичный процесс выделения изолированных изображений в западноевропейском искусстве XIV—XV вв. С. Ринг-бом обращает внимание на существование особого рода изображений, которые занимают промежуточную позицию между повествовательными изображениями и «культовыми образами». Такие изображения рассчитаны не столько на выполнение иллюстративной и культовой функций/сколько на благочестивое созерцание, своего рода медитацию. Основную функцию таких изображений Рингбом передает выражением «devotional image», что означает «молитвенный, благочестивый образ», но никак не поклонный и культовый [19].
В связи с проблемой выделения изолированных фигур следует отметить, что типологически на материале искусства различных культур этот процесс связывается с наделением таких изображений дополнительными .функциями либо сакрального, либо посвятительного характера (например, во фронтисписах). Важнейшей чертой подобных изображений была их изолированность от повествовательного текста, и рассматривались они как нечто отдельное, независимое. В искусстве ислама такие изображения, естественно, не могли нести поклонного характера, но их семантическая выделенность как некоей точки отсчета была весьма ощутима (см. об этом [10, с. 33—94]).
Возвращаясь к изображениям Мухаммада, отметим, что типологически их можно соотнести с функциями изолированных изображений в западноевропейской изобразительной традиции. Как указывалось выше, эти функции охватывают сферу индивидуальной психической деятельности созерцателей и включают в себя аспекты благочестивого, молитвенного созерцания и медитации. Хотя уже и говорилось об онтологическом несовершенстве изобразительного облика Мухаммада, выраженного посредством расщепленности Лика Пророка, что могло заменяться предельной стереотипизацией облика или нанесением завесы на его Лик, все же в культуре средневекового ислама этикетный, привычный облик Мухаммада почитался и вызывал вполне определенные религиозные ассоциации.
