Суфизм в контексте мусульманской культуры - Пригарина Н.И.
ISBN 5-02-016695-2
Скачать (прямая ссылка):
Пусть оплакивает себя тот, чья жизнь прошла попусту и
кто не получил в ней от вина ни своей доли, ни своего надела.
В приведенных отрывках видно, как мистический подтекст преображает традиционные образы, превращая их в полисемантические метафоры и широкие обобщения.
При этом интересно, что многие мотивы любовных и застольных песен, носившие в «светской» поэзии сугубо условный характер, именно в суфийской лирике получили новое содержание.
Издревле излюбленный прием арабских поэтов — гипербола становится в творчестве Ибн ал-Фарида, особенно в его монументальной поэме «Большая Таийя», воистину грандиозной.
236
Поэма строится как огромная любовная песня и вместе с тем как адресованное ученику послание, в котором достигший слияния с божественной сущностью гностик описывает пройденный им сложный путь духовного восхождения от изначального «опьянения любовью» к высшей ступени, на которой сознание его трансформируется до уровня полного единения с первоосновой бытия. По мере развития магистральной темы экстатический накал в поэме нарастает. В наиболее эмоционально напряженных местах поэмы гипербола приобретает космический масштаб. Просветленный мистик обладает теперь влиянием на весь миропорядок, он — причина всех вещей, иначе говоря, он идентифицирует себя с Духом Мухаммада и приписывает себе атрибуты божества [2, с. 89—90]:
Нет небесной сферы, кроме той, где из света моей
внутренней сущности создается ангел, указующий пути по моей воле.
И нет обиталища, кроме того, откуда от переполнения
моего внешнего бытия падает капля, которая заставляет тучу
изливаться дождем. Рядом со мной, взошедшим, далеко распространяющийся свет
солнца подобен слабому мерцанию, а рядом с моим водоемом
безграничный океан подобен капле.
Поэт осознает себя кутбом (столпом), связующим Дух Мухаммада с феноменальным миром [2, с. 93]:
На мне вращаются небеса. Подивись столпу, который их держит: он — их центр.
Обычные во всяком фахре (самовосхвалении) гиперболы в подобном мистическом самовосхвалении в силу иного, выведенного из ряда реальной жизни контекста приобретают новую, вытекающую из самого сюжета мотивацию.
Исследователи неизменно отмечают изысканность поэтического стиля Ибн ал-Фарида (изобилующего, например, парономазиями, антитезами, игрой слов, параллелизмами), стиля чрезвычайно сложного, порой темного и трудно поддающегося расшифровке. Словесная усложненность и изобилие стилевых приемов как бы преодолевают семантическое однообразие, создаваемое повторением одних и тех же мотивов, метафор, образов и парадоксов. Ибн ал-Фарид усвоил все стилистические и верификационные достижения арабского классицизма и создал на их основе своеобразный, уникальный поэтический язык, при помощи которого сумел выразить «невыразимое» мистическое мироощущение. Чрезвычайная сложность поэтического языка Ибн ал-Фарида, порой темного даже для его современников, вероятно, в какой-то мере обусловлена именно этой принципиальной невыразимостью его темы. «Что может высказать сердце и что из этого может выразить язык»,— формулирует поэт вечный мотив мистической литературы [2, с. 92].
Стилистические фигуры, получившие у Ибн ал-Фарида изысканную разработку, с древности применялись арабскими поэта-
237
ми и культивировались на протяжении многих столетий, из разнообразного материала классического наследия Ибн ал-Фа-рид воздвигает здание своей, в известной степени традиционной, но вместе с тем оригинальной суфийской лирики. Согласно царящему в средневековой арабской поэзии закону сохранения канона получивший окончательное оформление в творчестве Ибн ал-Фарида новый жанр становится наряду с утратившей к тому времени живое содержание касыдой-панегириком доминирующим нормативом поэзии периода упадка (XIII—XVIII вв.).
ЛИТЕРАТУРА
1. Абу Хамид ал-Газали. Воскрешение наук о вере (Ихйа'у улум ад-дин). Пер. с араб., исслед. и коммент. В. В. Наумкина. M., 1980.
2. Ибн ал-Фарид. Диван. Бейрут, 1962.
3. Arberry A. /. Sufism. An Account of Mystics of Islam. L., 1950.
4. The Cambridge History of Islam. Vol. 2. Cambridge, 1970.
5. Ibn al-Arabi. The Tardjiman al-Ashwak, a collection of mystical odes. Ed. by Reynold A. Nicholson (Or. Tr. Fund, N. S. XX). L., 1911.
И. В. Зотова
ТЕКСТ И ПОДТЕКСТ СУФИЙСКОЙ ГАЗЕЛИ МИРА ТАКИ МИРА
При изучении произведений в жанре газели, для того чтобы определить, что является доминантой произведений — образность или метафизика, непременно встает вопрос об отношении их авторов к суфизму. Решение этого вопроса с известной долей уверенности дает возможность отнести исследуемый текст или к разряду суфийских произведений, ориентированных на символическое прочтение, или к разряду светских, связанных с эмоциональным восприятием 1.
В литературоведении, занимающемся изучением мусульманской поэзии, до сих пор не выработаны критерии, позволяющие различать суфийские и светские произведения в жанровой форме газели. Примером тому служит спор о суфизме в творчестве Санаи, Низами и др. Сложность выработки критериев обусловлена традиционной в мусульманской литературе двузначностью содержания бейта, предполагающей существование внешнего (образного) и внутреннего (метафизического) планов, что позволяло реализовать светские и религиозные мотивы в рамках единой системы выражения. Однако это не означает полной невозможности различать жанры доктринально-суфий-ской и любовно-суфийской газелей2, хотя в ряде случаев однозначного ответа не существует.
