Суфизм в контексте мусульманской культуры - Пригарина Н.И.
ISBN 5-02-016695-2
Скачать (прямая ссылка):
Из-за нее я радуюсь своему позору, сладостны мне мое
отвержение и моя покорность после занимаемого мною прежде
достойного положения, И ради нее приятна мне моя порочность: если прежде я был
благочестив, то ныне не знаю удержу в совершении грехов. Я отчетливо и громко произношу слова молитвы, когда
упоминаю о ней в своем чтении, и радуюсь в молитвенной
нише, когда она — мой имам. И когда в своем чистом, белоснежном одеянии я отправляюсь
в паломничество, во имя ее я провозглашаю «лаббаика» **,
а прерывая пост, я воздерживаюсь от этого.
* Белый цвет — цвет траура в Андалусии. ** Произносимая во время хаджжа формула «Вот я перед тобой».
232
В последних бейтах «земной план» предельно редуцирован;: с ним связывает только местоимение женского рода, обозначающее возлюбленную, речь открыто идет о мистических переживаниях. Однако далее следуют весьма конкретные и вместе с тем имеющие мистический смысл описания болезненного состояния любящего [там же]:
Мое тело так исхудало, что в нем просвечивают все мои
тайны, мои кости стали такими прозрачными, что в них обнаруживается внутренний смысл.
Как видно из приведенных отрывков, в лирике Ибн ал-Фарида метафорический стиль, когда красота любимого и переживания любящего становятся развернутой метафорой мистического опыта, перемежается с аллегорическим, когда образы любовной лирики — лишь денотаты для аллегорических построений.
Большое место в лирике Ибн ал-Фарида занимает тема ностальгии по Хиджазу, где поэт провел счастливые годы, наслаждаясь близостью священных мест, общаясь с духовными наставниками и друзьями, и где он достиг просветления. Согласно концепции А. Арберри, большинство стихов и поэм Ибн ал-Фарид создал в период между двумя паломничествами, когда поэт жил воспоминаниями о первом пребывании около Мекки и мечтал снова отправиться в святые места. ,
В хиджазских поэмах Ибн ал-Фарида реальность, даже конкретика (географические названия, детали пейзажа, вызывающие в памяти многие строки из классической поэзии, в частности из аш-Шарифа ар-Ради, и определенные ассоциации) органически переплетается с мистическим содержанием [2, с. 119— 121]:
Клянусь вашей жизнью, о люди Мекки! — а это для меня
самая торжественная клятва — все мои внутренности привязаны к вам!
Любовь к вам стала моей страстью среди людей, пламенное
устремление к вам — моей верой, я привержен узам,
связующим меня с вами... Скажем же о тех, кто спешился у лишенных колючек кустов
ал-Мураббаи, и аш-Шубайка, и горного прохода Кддаи *. И о тех, кто пребывает вблизи священного дома,— об обитателях палаток и посетителях песчаных ущелий. И о юношах богатого растительностью священного и
запретного места — к ним обращены все мое внимание и забота. Они всегда неизменны, отдаляют ли они меня или приближают,
являют ли мне свою любовь или суровость, предают ли меня . '
или верны мне, покидают ли меня или сострадают моему
недугу.
Они — мое прибежище, когда бесполезны призывы о помощи,
они — моя защита, когда на меня нападают враги. Они пребывают в моем сердце, хотя их обиталище и
* Мураббаи — возвышенность около Мекки, аш-Шубайка — местность близ Мекки, К а д а и — гора близ Мекки, по ущелью которой Мухаммад вошел в город.
233
удалено от меня, и они — причина моей неудовлетворенности в страсти и моего удовлетворения... Да сохранит Аллах всемогущий там моих дорогих сотоварищей, с которыми я некогда вел беседу в местах, где собираются влюбленные *.
И да сохраняется в памяти ночи, проведенные вместе с ними
на ал-Хайфе ** и бывшие лишь сновидением, исчезнувшим при пробуждении после короткого сна.
«Дорогие сотоварищи» — это реальные друзья, но вместе с тем это объекты духовных устремлений мистика, высшая реальность, по которой он томится, которая «неизменна», хотя поэт то «отдален» от нее, то «приближается» к ней в момент озарения, и которая составляет основу его бытия, «всегда» «пребывая в его сердце», его «неудовлетворенности» (томления) и «удовлетворения» (при достижении экстатического состояния). Моля Аллаха сохранить его сотоварищей (обычная речевая формула) и память о проведенном с ними времени, поэт просит Бога сохранить состояние мистического просветления (хал), которое, согласно суфийскому учению, ниспосылается верующему как благодать.
Поэт любовно описывает природу Хиджаза [2, с. 160—161]:
Неужели я буду прогнан от сладких вод источника этой
страны и буду отторгнут от них, в то время как в их
чистоте — моя жизнь! Ведь ее жилища — мое желание, ее весна — моя радость,
прогоняющая беды, Ее горы для меня —• место весенней стоянки, ее пески —
обильные пастбища, а ее тенистые места — укрытия от
солнца.
Ее почва для меня — благоухающий надд, ее воды —
утоляющий жажду источник, а ее земля — мое богатство. Ее горные ущелья — мои сады, ее шатры — мои укрытия, ее скалы — моя безмятежность!
Так переосмысливается здесь традиционная тема доисламской касыды — описание природы Аравии, которая рисуется через экстатически-напряженное восприятие поэта-мистика.
Еще ярче эти переливы реального, условно-традиционного и аллегорического элементов видны в небольшой поэме, начинающейся двуплановым бейтом [2, с. 130]:
