Вишневосадская эпопея. В 2-х т. Т. II. - Бродская Г.Ю.
ISBN 5-7784-0089-6
Скачать (прямая ссылка):
437
шлось продать свою хибару и переехать в соседнюю деревню в бараки. И т.д. и т.п. Старший мальчик пошел там в школу, а она не могла купить ему ни карандаша, ни тетради.
Я не знаю, как жить с тремя ребятишками. Насчет хлеба очень плохо. На четверых выдают два хлеба и как хочеш так и живи выполняют хлеба заготовку. Насчет ману фактуры тоже очень плохо дают под заготовку хлеба, а у меня его нет сама получаю пайку2\
Так жила советская Сибирь.
Несчастная просила Ш. не оставлять без ответа ее «прозьбы», настойчиво звала вернуться к ней и сама готова была приехать к нему.
В отношениях с женщинами BI смолоду был неразборчив, а с чувством ответственности попросту незнаком.
Во второй раз его арестовали в 1932 году. Ордер на обыск и на арест подписал все тот же Г.Г.Ягода. Тут к статьям о контрреволюционной деятельности добавилась еще и статья о терроризме.
Первая жена Ш., дочь бывшего вице-губернатора Житомирской губернии (они поженились еще в Киеве), работала костюмершей в Оперном театре-студии К.С.Станиславского и гардеробщицей в Вахтанговском театре. Она рассказала мужу, как приезжал в театр товарищ Сталин и сколько у него было охраны. Тут-то 111. и сболтнул на коммунальной кухне в Денежном, что хорошо было бы Сталина кокнуть, да ие выйдет: у него охраны больше, чем у царя.
Достаточно изобличенный показаниями квартирных соседей, служивший до второго своего ареста секретарем научной библиотеки в Гос-проекттрансе Наркомата путей сообщения, Ш. снова был сослан в Сиб-лаг сроком на 10 лет. Жену его тоже арестовали за недонесение на мужа и вместе со слепой и глухой матерью-старухой сослали в Северный край на три года. Оттуда в Москву они не вернулись.
И снова, по медицинским или еще по каким-то причинам, он был досрочно и скоро освобожден. Все обвинения с него были сняты. Такое удавалось немногим.
Он вернулся в Москву, где его и подобрала сердобольная Наталья Сергеевна Смирнова.
Больше никаким репрессиям Ш. не подвергался.
Брак с талантливой художницей, очаровательной, интеллигентной женщиной и двоюродной племянницей Станиславского льстил его самолюбию. Как и причастность к семье Готовцева, артиста Художественного театра.
Но ненависть к большевикам все крепла, особенно после второго ареста, и съедала его, как и прогрессировавшая на глазах болезнь. Он едва передвигался.
438
Наталье Сергеевна с ее христианским терпением, измученной безденежьем и уходом за тяжелобольным, было невмоготу в атмосфере ненависти. Конечно, она надорвалась. Стала много болеть. Сильно ослабела. В начале 1950-х легла в больницу. Лежала долго. Болезнь лечению не поддавалась. Когда пришла пора забирать ее домой, возвращаться было некуда. Ш. сошелся с дворничихой, та переехала с первого этажа к Ш. в Наташину светелку, оставив двум своим дочкам казенную дворницкую.
Наталью Сергеевну сдали в дом хроников. Там она и умерла на 65 году жизни.
В 1957 году Ш. продал ее маленький личный архив в рукописный отдел Третьяковской галереи. В нем — фотографии ее отца и матери — Сергея Николаевича Смирнова и Елены Николаевны, урожденной Бостанжогло, сделанные с овальных живописных портретов старых мастеров, украшавших стены дома Бостанжогло на Старой Басманной.
Есть в этом фонде, кроме документов об образовании, буклеты выставок и газетные вырезки с рецензиями на макетные работы. Есть цикл ее фотопортретов, еще старинных, молодых и постарше; фотопортреты с художником П.В.Кузнецовым, с ее приятельницей по Училищу живописи, ваяния и зодчества скульптором И.В.Крандиевской, где они обе -молоденькие, красотки, в живописных шляпках, целеустремленные — в профиль. И россыпь казенных фото с белыми уголками для печати, накопившихся за жизнь, — свидетельства того, как она старела и тускнела. Это все, что осталось от художницы русского серебряного века, отмеченной благословением Чехова, от ее творческих исканий в 1920-х годах и затянувшегося расставания со «старой жизнью», в которой она была и талантлива, и счастлива.
То было ее время.
Большая часть ее картин осталась у дочек дворничихи.
Ее живопись еще предстоит открыть специалистам-искусствоведам как одну из незаслуженно забытых страниц русского изобразительного искусства.
Владимир Сергеевич Сергеев, Дуняшин Володя, в отличие от Наташи Смирновой, Натальи Сергеевны, умирал в почете и уважении, хотя и в тяжелую пору начала войны, умирал профессором Московского университета, заведующим кафедрой Древнего мира на его историческом факультете, автором учебника для университетов и педвузов страны «Очерки по истории Древнего Рима». Им и сегодня пользуются студенты, он ие устарел. Посмертно он был удостоен Сталинской премии как участник коллективного труда «История дипломатии», в котором ему принадлежала глава «Дипломатия в средние века».
Он не стал настоящим ученым. Не мог стать в «новой жизни», на которую пришлась его зрелость.
439
Но в должности заведующего кафедрой в Московском университете он не стал членом партии. И не стал сталинистом.
Но блестящим лектором и педагогом стал. Он, утверждают его студенты, понимал, что происходит в стране, и говорил это на лекциях. Иносказательно, разумеется, прячась за древнюю историю, курс которой читал. Он осмысливал двухтысячелетнюю европейскую историю как историю репрессивной государственной машины. Это было почти инакомыслием, правда внятным лишь избранным его ученикам. Да и они осмелились сказать об этом в другие, лучшие времена своей страны.
