Этнография Турана в древности - Вайнберг Б.И.
ISBN 5-02-018049-1
Скачать (прямая ссылка):
VI-III вв. до н.э. [Медведская, 1980]. В памятниках разных районов Средней Азии подобные типы наконечников встречаются в слоях ахеменидского времени, но в силу длительного периода их бытования не могут использоваться для более точной датировки. В Хорезме стрелы ахеменидского набора встречены на Кюзели-гыре и в усадьбе Дингильдже [Воробьева, 1973, табл. ІБ]. Время сложения «канпой-ской» культуры здесь позволяет ограничить ахеменидский период в Хорезме временем от середины VI до середины IV в. до н.э. В этих пределах можно выделить комплексы кюзелигырский и дингильджин-ский с переходными вариантами к канпойской культуре.
В низовьях Сырдарьи, как и в южных районах Средней Азии, ахеменидский период завершается в последней трети IV в. до н.э.
Для ахеменидского набора стрел характерны в основном типы I и
V втульчатых трехлопастных бронзовых наконечников по классификации К.Ф.Смирнова [Смирнов, 1961, с. 44 и сл.].
Таким образом, вопреки часто употребляемому, особенно неархео-логами, широкому понятию «скифское вооружение» или «скифская» культура применительно к азиатской части континента (см., например, [Куклина, 1985, с. 187]) наиболее массовые предметы вооружения имеют четкие границы распространения. В нашем случае это Среднеазиатско-Казахстанский регион. Поскольку эта общность комплекса наконечников сложилась еще в доахеменидский период, политический фактор не мог оказать своего воздействия на его сложение, как это происходит позднее — в эпоху Ахеменидов. Остается предположить, что он был распространен в едином историко-культурном регионе: земледельческих оазисах и зоне расселения кочевников-ското-водов. Возможно, этот комплекс стрел распространялся среди восточноиранских племен и народов.
Современное состояние материалов по другим типам оружия с территории Средней Азии не дает нам оснований безоговорочно использовать сарматские аналогии для его датировки. В свое время А.М.Ман-дельштам [Мандельштам, 1966, с. 101 и сл.] при анализе предметов вооружения из Северной Бактрии отказался от прямого их сопоставления с сарматскими типами прежде всего из-за большой разницы в датах некоторых элементов (например, наверший кинжалов), а обратился к местным материалам (керамика, монеты) для датировки погребений.
125
Практически с подобной картиной столкнулись и мы в Присарыка-мышской дельте. По находкам керамики общая дата всех подбойных погребений ранней группы там может быть определена в пределах от середины IV до II в. до н.э. В двух погребениях ранних могильников Тумек-кичиджик (курган №63) и Гяур 4 (курган №2) найдены длинные мечи с оригинальным изогнутым перекрестьем, концы которого подняты вверх. По материалам близкого к Средней Азии сарматского мира и особенно Приуралья формы перекрестья, переходные к прямому, характерны для IV в. до н.э., в III в. до н.э. встречаются мечи и кинжалы только с прямым перекрестьем [Мошкова, 1963]. Вместе с тем там аналогичные нашим формы перекрестья не зафиксированы, а встреченные вместе с ними кинжалы с прямым перекрестьем и кольцевидным навершием по сарматским аналогиям относятся, как правило, к более позднему времени, хотя появляются они там во II в. до н.э. [Мошкова, 1963, табл. 19]. Можно высказать ряд соображений о развитии вооружения в Средней Азии во второй половине I тыс. до н.э., которые, как нам кажется, позволяют уточнить дату местных переходных форм мечей.
В условиях постоянных контактов и столкновений с земледельцами особое место должно было отводиться тактике ближнего боя. Может быть, этим и объясняется раннее появление (V в. до н.э.) длинных мечей у саков Приаралья [Толстов, Итина, 1966, с. 166, рис. 14] и даже связанных с ними савроматов [Смирнов, 1961, с. 22 и сл.]. Для ближнего боя в ряде районов вместо длинных мечей могли употребляться копья (см., например, об оружии массагетов: Геродот I, 214, 215). В пешем бою и при близком столкновении основным оставался короткий меч или кинжал, который, судя по персепольским рельефам, саки и другие среднеазиатские народы носили подвешенными на ремне на правом боку.
По имеющимся материалам можно сделать вывод, что уже с V в. до н.э. длинный меч в погребениях в Средней Азии сочетается с коротким кинжалом. Несмотря на ограбление и частичное разрушение погребений, это фиксируется в кургане № 59 могильника Тагискен [Толстов, Итина, 1966, рис. 12] и у «золотого человека» в кургане Ис-сык в Южном Казахстане [Акишев, 1978, с. 14, 17, 51, рис. 69]. В последнем случае перед нами предстает в сложившемся виде не только набор основного вооружения всадника, представителя «военной дружины», ставший затем традиционным, но и способ его ношения: кинжал — у правого бока, а меч — у левого. В погребениях более позднего времени [Мандельштам, 1966, с. 102-104; Юсупов, 1986, с. 114 и сл., рис. 38] длинный меч иногда не был связан с погребенным, но, как правило, он помещался у левого бока, иногда даже заходил на левое плечо погребенного (погребения у Келькора в Западной Туркмении). Вероятно, это объясняется тем, что это был меч всадника, а
