Этнография Турана в древности - Вайнберг Б.И.
ISBN 5-02-018049-1
Скачать (прямая ссылка):
Если признать, что каждый склеп являлся местом погребения членов одной семьи, то явно объединение двух-трех семей составляло какую-то хозяйственную ячейку общества: возможно, это были объединения ближайших родственников.
Характер самих склепов и обряд захоронения в них (многократные подхоронения) свидетельствуют если не об оседлом или полуоседлом образе жизни жителей, то, во всяком случае, о постоянстве территории их расселения и перемещениях на не очень значительные расстояния.
Каменные склепы при разрушении превращаются в небольшие кучи камней, которые неопытному человеку довольно трудно различить
41
на местности. Их часто воспринимают как «туры», которыми в пустыне метят дороги или пути перекочевок. Очевидно, так воспринимал некоторые из них и С.П.Толстов: в архиве экспедиции есть несколько фотографий, на которых он и другие участники экспедиции сняты у подобных сооружений, судя по внешнему виду, бесспорно, каменных склепов. Можно предположить, что в настоящее время открыта только часть погребальных сооружений скотоводов древности на Узбое. Ho даже то количество их, которое раскопано к настоящему времени Х.Юсуповым, свидетельствует о том, что по берегам Узбоя в древности жили довольно большие группы скотоводов, прочно освоившие к IV в. до н.э. пастбища на Заузбойском плато и в Каракумах.
В связи с проблемой обводнения Узбоя большое значение придается обычно и раскопкам на крепости Игды-кала у верхнего Игдинского порога (см. [Низовья Амударьи, с. 319 и сл.; Юсупов, 1979, с. 53 и сл.; Юсупов, 1986, с. 154 и сл.; Вайнберг, Юсупов, 1984, с. 23 и сл.]). В 1956 г. маршрутный отряд под руководством С.П.Толстова провел разведочные раскопки на этом памятнике, который по вскрытому слою был датирован рубежом IV-V вв. н.э. исходя в основном из датировок керамики раннесредневекового Хорезма [Низовья Амударьи, 1960, с. 323].
Последующие раскопки, проводившиеся с 1971 г. Х.Юсуповым (автор принимал участие в сезонах 1976 и 1983 гг.), вскрыли довольно значительные площади на крепости и позволили выяснить ее стратиграфию и хронологию. Стало ясно, что на памятнике есть разновременные комплексы, стратиграфия на нем — пространственная, в силу малых размеров крепости разрушившиеся или требовавшие перестройки помещения, как правило, полностью очищались от культурных напластований и отстраивались в пределах существующих стен заново. Нам удалось раскопать у северо-восточной стены комплекс построек, в одно из его помещений был выброшен весь ранний материал с культурным слоем, а проход, через который проводилась эта «операция», был заложен и заштукатурен со стороны соседнего помещения (см. подробно [Юсупов, 1979]), где обнаружен археологический материал, идентичный открытому С.П.Толстовым в 1956 г. Ранний слой с богатым археологическим материалом был выявлен и в коридоре над каньоном Узбоя, с которым соседствовал отмеченный комплекс.
После раскопок Х.Юсупова у северо-западной стены крепости, вблизи места раскопок 1956 г. стало ясно, что, во-первых, рекогносцировочные раскопки затронули помещения, функционировавшие только в поздний период, когда на крепости произошли разрушения и был организован новый вход в нее по насыпи через ров у северо-западной стены. Во-вторых, весь археологический комплекс с памятника сейчас имеет бесспорные аналогии в парфянских и раннесасанидских мате-
42
риалах на юге Туркменистана; сопоставления с хорезмским материалом объяснить можно только общими явлениями в керамическом производстве разных областей Средней Азии. Датировка керамического комплекса не вызывает сомнений, она лежит в пределах со II в. до н.э. до IV в. н.э.
Большой интерес представляли и фрагменты парфянских надписей из Игды-калы [Лившиц, 1978, с. 138 и сл.]. По палеографическим признакам надпись I датирована В.А.Лившицем «скорее всего I в.н.э.» [Лившиц, 1978, с. 138 и сл.]. Фрагмент этот найден в слое третьего периода в коридоре в северо-восточной стене [Юсупов, 1979, с. 56], когда эта часть крепости уже восстанавливалась только частично, и поэтому не противоречит общей датировке памятника. Надпись II (для нее В.А.Лившиц не предложил точной датировки — см. [Лившиц, 1978, с. 144]) происходит тоже не из раннего комплекса (помещение № 13, верхний слой завала).
Крепость Игды-кала имела мощную фортификацию и была построена по иным канонам, чем памятники Хорезма и Южного Туркменистана [Вайнберг, Юсупов, 1984]. Разрушения ее на протяжении шести веков существования происходили, очевидно, по разным причинам. Так, часть построек в какой-то период обрушилась в каньон Узбоя, тогда же разрушился, вероятно, и первоначальный вход через коридор вдоль Узбоя. Возможно, в конце парфянской эпохи был небольшой период запустения, но при ранних Сасанидах крепость была восстановлена и существовала до конца обводнения Узбоя. Явных следов разгрома — следствия штурма этого укрепления, расположенного вдали от всех караванных путей и оазисов и связанного только с водным путем по Узбою [Вайнберг, 1990], — нет. Слой пожара в ряде помещений у северо-западной стены может быть объяснен скорее всего землетрясением, так как работавший в своей мастерской и погибший при пожаре гончар был внезапно застигнут этим бедствием.
