Древнее искусство Татарии - Валеев Ф.Х.
Скачать (прямая ссылка):
Археологические материалы не дают ответа на вопрос о характере расположения и крепления нагрудных украшений, за исключением рассмотренного нами туалетного набора. Однако об этом можно судить по этнографическим материалам — костюму казанских татарок и туркменок, в этносе предков которых, как уже отмечалось, участвовал один и тот же аланский компонент. Так, в старинных рубашках туркменок (племен сарыков, иомутов) вокруг прямого грудного разреза нашивались в овальной форме разнообразные металлические бляшки, различные серебряные монеты, талисманы35, Это же мы видим у казанских татарок. Разница заключается в том, что у последних те же бляхи, монеты, талисманы в таком же овальном расположении нашивались не вокруг грудного разреза на рубашку, а на предназначенный специально для этого прямоугольный кусок ткани, прикрывавший грудной разрез рубашки и имевший в нижней части овальное очертание. Эта деталь одежды казанских татарок — нагрудник — получила название изю. Он связывался Н. И. Воробьевым с влиянием костюма финно-угорских народов. Подобные нагрудники, но только из тонкого медного или бронзового листа, носились женщинами племен пьяноборской культуры. Однако тканевые и меховые нагрудники типа изю зафиксированы еще у горноалтайского населения середины I тыс. до н. э. (Пазырыкские курганы), что дает основание говорить о самостоятельных, более ранних истоках изю казанских татар, связанных с культурой горноалтайских племен. Как уже отмечалось, горноалтайское население в свое время было вовлечено в гунноболгарское движение, поэтому с большой вероятностью можно полагать, что ранние булгарки носили характерное для них тканевое изю, на которое подвешивались различные украшения, талисманы, предметы туалета. Отдельные нагрудные бляхи, подвески носились и мужчинами. Мы уже говорили ранее, что болгары еще задолго до появления их в Среднем Поволжье носили золотые и серебряные бляхи с изображением драконов. Подобные бляхи устойчиво продолжали бытовать у них и в последующем.
Шейным украшением булгар были, судя по позднейшим материалам, серебряные плетеные гривны, являвшиеся особыми знаками отличия и носившиеся знатными мужчинами рода. Гривны распространяются у булгар также через алан, вошедших в их этнос.
Из изделий туалетного набора ранних булгарок представляют интерес плоские флакончики для благовоний. На одном из них в стилизованно-орнаментальной форме изображено священное «древо жизни» — символ возрождения всего сущего (рис. 6—1). Изображе-
42
ние «древа» на предмете женского туалета не случайно. Как у ряда тюркоязычных и угорских народов, «древо» олицетворяло женское божество и было связано с представлением о плодовитости женщины, продолжении рода 36. «Древо» на нашем флакончике представлено в виде ствола, раздвоенного у основания в форме фигуры ромба. От ствола в строгой симметрии отходят оголенные ветви, завершающиеся цветками тюльпана — символа обновления природы (композиция, характерная для искусства многих народов Восточной Азии). Изображением цветка тюльпана мастер хотел показать плодоносящую силу «древа», в трактовке которого выражена строгая каноничность, однако не лишенная определенной импровизации, своеобразия композиционного построения.
Раннебулгарское «древо» имеет близкую аналогию с подобного рода изображением на серебряной бляхе от венгерской сумки примерно этого же времени. «Древо» (как мы полагаем, восточно-иранского происхождения) на этой бляхе также имеет строгую симметрию, разделение ствола с ромбовидной формой — «солнцем». Однако вместо цветков тюльпана ветви завершаются трех- и пятилистниками37. Близко наше «древо» по своей трактовке и к родовым «древам» угров более позднейших времен 38. По своему характеру булгарское «древо» сближается также с «древом» в руках великой богини на рисунке войлочного ковра из Пазырыкских курганов середины I тыс. до н. э.39 Это сходство лишний раз подчеркивает глубокую традиционность мотива булгарского «древа».
Горноалтайские и раннебулгарские «древа» не имеют ничего общего с их классическими индоиранскими изображениями в виде пальм с плодами или кипарисов, трактуемых нередко в трехчастной композиции с образами зверей, птиц в геральдике по сторонам «древа». В творчестве раннебулгарских мастеров «древа» —это, как мы полагаем, степной куст (караганник), выраженный условно стилизованной трактовке. Появление цветов — тюльпанов — отражает типичную для кочевников степную среду. В нашем рисунке у «древа» нет корней (характерных, например, для угорских «древ») — его важного признака жизнеспособности, что говорит о преобладании, в данном случае, декоративных начал, о стилизации, в которой тем не менее сохранялась семантика «древа». Рассмотренный нами флакончик для духов по форме и назначению подобен аланским флакончикам, однако в изображении «древа» проявляются традиции древней степной культуры. Мотив «древа» в творчестве булгар трактовался по-разному. Так, в небольших поделках типа блях он решался в форме трех пальметток, произрастающих из одного ствола (рис. 5— 6). В орнаментации поясных наконечников можно было видеть схематичные «древа» в форме стволов с попарно отходящими листьями (рис. 5—5, 7). Они близки подобного характера мотивам* в украшении накладок и наконечников поясов верхнедонских салтовцев (рис. 5—1, 2—4). Мотив «древа» в его простейших формах положил начало развитию в раннебулгарском искусстве темы цветочного букета.
