Хрестоматия по истории древнего Рима - Утчёнко С.Л.
Скачать (прямая ссылка):
1 Адриатическое море.
93
сам по себе, без всякого побуждения или приказания с чьей-либо стороны, к работе по укреплению и, расположив лагерь около воды, окружили его валом; при этом они сами с плачевным самосознанием издевались над своей работой и напрасным трудом, а тут еще и враги заносчиво бранили их. Глубоко опечаленные консулы не созывали даже на военный совет, потому что не было места ни совету, ни помощи; но легаты и трибуны сами собрались к ним, а воины, обратившись к претории, требовали от вождей помощи, которую едва ли в состоянии были оказать даже бессмертные боги.
Ночь застигла римлян в то время, как они более жаловались на свою судьбу, чем обдумывали свое положение, когда, каждый по-своему, они кричали — один: «Пойдем через загроможденные дороги, через противостоящие горы, через леса, где только можно протащить оружие, лишь бы можно было подойти к неприятелю, над которым мы почти уже тридцать лет одерживаем победы; все сделается гладким и ровным для римлянина, если он станет сражаться с вероломным самнитя-нином!» Другой спрашивал: «Куда или по какой дороге мы пойдем? Неужели мы хотим сдвинуть с места горы? Пока будут возвышаться эти горные вершины, по какой дороге пойдешь ты к неприятелю? Вооруженные и безоружные, храбрые и трусы — все мы одинаково пленены и побеждены; даже меча не противопоставит нам неприятель для того, чтобы умереть со славой; не сходя с места, он окончит войну». В таких-то разговорах, забыв о пище и сне, римляне провели ночь. Также и самнитяне не знали, как поступить им при столь счастливых обстоятельствах; поэтому они все решили обратиться письменно за советом к Гереннию Понтию, отцу их полководца. Обремененный годами, он отказался уже не только от военных, но и от гражданских должностей; однако в слабом теле еще крепок был мощный дух и ум. Узнав, что римские войска заперты в Кавдинском ущелье, между двумя горными оврагами, Геренний на вопрос гонца его сына сказал, что, по его мнению, следует как можно скорее выпустить оттуда невредимыми всех римлян. Когда это мнение было отвергнуто и тот же самый посол, возвратившись к нему, вторично просил у него совета, он объявил, что нужно перебить всех до одного. Оба поданные совета до такой степени противоречили один другому, как загадочные изречения оракула, и хотя прежде всего сам сын Геренния полагал, что в ослабевшем теле уже ослабел и рассудок отца, однако под влиянием общего мнения он пригласил на совет его самого. Как говорят, старик охотно согласился на это и приехал в повозке в лагерь; приглашенный на совет, он говорил так, что ни в чем не изменял своего мнения, и только разъяснял его основания: первым советом, который он считает самым лучшим, он хотел посредством ве-
94
личайшего благодеяния навеки вечные упрочить мир и дружбу с могущественнейшим народом; вторьы — на много лет отсрочить войну, так как, потеряв два войска, римское государство нелегко снова соберется с силами. — Третьего совета,— говорил он, — никакого нет!»Таккак сын и другие начальники продолжали спрашивать его, что он думает о том, если избрать среднее из этих мнений и отпустить римлян невредимыми, обязав их, как побежденных, условиями по праву, то Геренннй сказал: «Этим ни друзей не приобретете, ни врагов не уничтожите; сохраните только тех, которых вы раздражили понесенным ими позором!.. Римский народ таков, что, будучи побежденным, не может быть спокойным: в его сердце всегда будет жить сознание того, к чему вынудит его минутная необходимость, и О'но не позволит ему успокоиться прежде, чем он сторицею отомстит вам!»
Ни тот, ни другой совет его не был принят, и Геренннй уехал из лагеря домой. После того как в римском лагере было сделано много тщетных попыток пробиться вперед и начал уже ощущаться недостаток во всем, римляне, побежденные необходимостью, отправляют послов с тем, чтобы те сначала попросили мира на умеренных условиях, а затем, если не достигнут заключения мира, то вызвали бы самнитян на бой. На это Понтий ответил, что война уже окончена и что он заставит римлян без оружия и в одних рубашках пройти под ярмом, так как они, даже будучи побеждены и находясь в плену, не умеют сознавать своего положения. «Прочие же условия мира, — говорил Понтий, — будут равно безобидны и для побежденных и для победителей, а именно: если римляне уйдут из области самнитян и уведут колонии, то римляне и самнитяне будут отныне жить по своим собственным законам, в дружественном союзе. На таких условиях я готов заключить с консулами мирный договор». Сказав это, он запретил послам возвращаться к нему в том случае, если бы какое-нибудь из этих условий не понравилось консулам. Когда в римском лагере было объявлено донесение послов, внезапно поднялся такой всеобщий плач и всеми овладела такая печаль, что, казалось, они не с большим бы огорчением приняли известие о том, что все должны умереть на этом месте. После долгого молчания, в то время как консулы не смели открыть рта ни за столь постыдный, ни против столь необходимого договора, Лентул, бывший в то время первым из легатов как по личной храбрости, так и по занимаемому им почетному месту, сказал следующее: «Часто слыхал я, консулы, как отец мой говори/!, что он один во время осады Капитолия не советовал сенату выкупать у галлов государство золотом, так как ни вал, ни ров не загораживали их от неприятеля, совершенно неспособного к работам по укреплению, и они могли пробиться хотя и
