Хрестоматия по истории древнего Рима - Утчёнко С.Л.
Скачать (прямая ссылка):
J Юрист конца III в.
рабы? — Скорее люди. Они рабы?—Скорее те, кто живет вместе с тобой под одним кровом. Они рабы? — Скорее скромные друзья. Они рабы? — Скорее товарищи по рабству, если подумать, как играет судьба и нами, и ими. Мне смешны те, кто считают унизительным есть вместе со своим рабом. Почему? Видимо потому, что из-за бесстыднейшего обычая вокруг господина, когда он ест, стоит толпа рабов. Он съедает больше, чем может вместить.., а несчастным рабам нельзя даже шевельнуть губами, чтобы произнести слова. Розга подавляет всякий шепот, не освобождены от ударов случайный кашель, чихание, вздох... всю ночь они стоят голодные и немые. Так и получается, что о господине болтают те, кому запрещено говорить в его присутствии. Зато те, которые могут разговаривать не только при господах, но и с ними самими, те, чей рот [господин] не закрывает, готовь; за него подставить [под удар] свою шею, принять на себя грозящую ему опасность. Они говорят за трапезой, зато молчат на пытке. Наша же дерзость создала пословицу: сколько рабов, столько врагов. Мы не имеем этих врагов, а сами их творим. Я обхожу молчанием другие жестокости и бесчеловечность, то, что мы пользуемся рабами не как людьми, а как вьючным скотом... Несчастный [раб], живущий только для того, чтобы наилучшим образом разрезать [поданную к столу] птицу... Другой, виночерпий, одетый как женщина, которому не дают стать взрослым мужчиной... И с ними-то [господин] не желает есть вместе и считает, что его величие потерпит ущерб, если он допустит своего раба за один стол с собой. Но благодаря богам сколькие из них забирают в руки господ! Не думаешь ли ты, что тот, кого ты зовешь своим рабом, произошел из того же семени, пользуется тем же небом, так же, как ты, дышит, живет, умирает? Ты так же можешь увидеть его свободным, как он тебя рабом... Я не хочу пускаться в пространные рассуждения и говорить об использовании рабов, с которыми мы в высшей степени жестоки, заносчивы, грубы. Но вот что основное в моем совете: обходись с низшим так, как бы ты хотел, чтобы с тобой обходился высший. Думая о том, что тебе дозволено в отношении раба, подумай о том, как твоему господину подобало бы относиться к тебе. Но у тебя, ты говоришь, нет господина. Может быть, ты еще будешь его иметь... Обходись с рабом милостиво, делай его своим товарищем, разрешай ему говорить, советовать, быть тебе близким. Тут вся толпа изнеженных накинется на меня с возгласами: «Ничего не может быть унизительнее, ничего постыднее,»... Не задуматься ли вам пад тем, как наши предки оберегали господ от всякой ненависти, рабов — от всякого оскорбления? Господина они называли отцом семьи, рабов — и это до сих пор сохраняется в мимах —
433
членами семьи. Они учредили праздник, когда рабы не только ели вместе с господами, но даже получали позволение исполнять в доме выборные должности, творить суд и считать дом как бы подобием маленькой республики. Так что же? Мне допустить всех рабов к моему столу? Не более, чем всех свободных. Ошибаешься, полагая, что я отвергну некоторых [исполняющих] более грубые работы, как, например, ^того погонщика быков; я сужу о [рабах] не по их должности, а по их нравам. Каждый творит свои нравы сам, должность погонщика мулов и тому подобные должности дает случай. Пусть некоторые едят с тобой потому, что достойны этого, другие— чтобы стали достойными. То, чего они набрались в общении с грубыми рабами, изгладит соприкосновение с более благородными. Неправильно, мой Луцилий, искать друга на форуме или в курии; если ты будешь внимательно наблюдать, найдешь [его] и дома... Он раб! Но, может быть, душой он свободен. Он раб! Разве это ему может повредить? Покажи же, кто не [раб]. Один — раб наслаждений, другой — скупости, третий — честолюбия, и все — рабы страха... Наиболее постыдно рабство добровольное. Пусть же страх перед этими тщеславньши не мешает тебе быть веселым с твоими рабами, а не заносчивым. Пусть они лучше почитают тебя, чем боятся. Кто-нибудь теперь скажет, что я призываю рабов к свободе и свергаю господ с их пьедестала, потому что говорю, чтобы рабы лучше почитали господина, чем боялись. Да, повторяю, пусть [рабы] почитают [господ] так же, как клиенты [патронов]. Тот, кто будет возражать, забывает, что господину должно быть достаточно того, чем довольствуется бог, почитаемый и любимый. Нельзя мешать любовь и страх. Я считаю, ты очень правильно поступаешь, что наказываешь их словами, не желая внушать рабам страх. Ударами следует исправлять [только] бессловесных...
Seneca, Ad Lucilium.
(Сенека, О благодеяниях, III, 18; 19)
Некоторые, как, например, Гекатон, задавались вопросом, может ли раб оказать благодеяние господину. Ибо [эти философы] различают, что одно есть благодеяние, другое — долг, третье — служба. Благодеяние то, что совершает посторонний... долг — сына, жены и тех людей, которыми движет необходимость и заставляет оказывать помощь; служба [свойственна] рабу, положение которого поставило его на такое место, что ничего из данного им не имеет значения для высшего. Но отрицающий благодеяние раба господину незнаком с человеческим правом, которое учитывает, какова
