Хрестоматия по истории древнего Рима - Утчёнко С.Л.
Скачать (прямая ссылка):
301
не знал в точности, все думали, что Цезарь идет с бесчисленным войском.
Узнав об этом, консулы не позволяли Помпею спокойно, как этого требовал его военный опыт, принять его план действий, но требовали от него напасть на Цезаря в Италии, для чего набирались войска, как если бы городу грозил немедленный захват. Но остальные сенаторы ввиду того, что, против ожидания, нападение Цезаря было чрезвычайно стремительным, испугались, чувствуя себя совершенно не готовыми к борьбе с ним. В ужасе раскаивались в том, что не приняли предложений Цезаря. Теперь, когда страх изменил их воинственное настроение в сторону благоразумия, сенаторы начали ду1мать, что предложения Цезаря были правильны...
6. Заговор сенаторов и смерть Юлия Цезаря
(Гай Светоний Транквилл, Жизнеописание двенадцати цезарей,
Божественный Юлий, 76—82)
Гай Светоний Транквилл (ок. 70—160 гг. н.э.)—происходил из всаднического сословия, при императоре Адриане был секретарем, затем целиком отдался литературной деятельности. Светоний — автор многочисленных произведений, из которых до нас дошли лишь «Жизнеописания двенадцати цезарей» и частично «Биографии знаменитых риторов и грамматиков». Как типичный представитель биографического жанра в историографии, Светоний уделяет главное внимание живым эпизодам, анекдотам, характеристикам описываемых им политических и литературных деятелей.
Господствует взгляд, что он злоупотребил своею властью и был убит заслуженно. Он не только принял совершенно непомерные почести, как то: консульство из года в год, бессрочную диктатуру и надзор за нравами, сверх того титул императора, как собственное имя, прозвание отца отечества, статую среди царских статуй, трон в орхестре, но он позволил вознести себя выше предела, подобающего смертному: так, сенатскими декретами ему предоставили золоченое кресло в курии и перед трибуналом, такие же, как богам, колесницу и носилки для его статуи во время игр в цирке, храмы, алтари, изображения рядом с изображениями богов, пульвина-рии фламина, луперков, название одного месяца по его имени; не было также такого отличия, которое бы он не взял и не дал по собственной прихоти. Свое третье и четвертое консульство он отправлял только номинально, ибо ему было достаточно диктаторской власти, предоставленной ему одновременно с консульствами, и в оба эти года он назначал вместо себя двух консулов на три последние месяца; так что в течение всего этого времени комиций собирались только для выборов народных трибунов и плебейских эдилов, ибо и пре-
302
торов он заменил префектами, которые должны были править столицей в его отсутствие. Случилось, что один из консулов внезапно скончался накануне нового года, и Цезарь по просьбе одного лица предоставил ему вакантную должность на несколько остававшихся до ее истечения часов. Так же произвольно и в нарушение традиции он назначил магистратов на много лет вперед, дал консульские знаки отличия десяти лицам, занимавшим только претуру, принял в сенат новоиспеченных римских граждан и даже полуварваров — галлов. Кроме того, во главе управления монетным делом и государственными налогами он поставил своих собственных рабов. Управление и командование тремя легионами, оставленными им в Александрии, он передал своему развратному любимцу Руфиону, сыну своего вольноотпущенника.
Он потерял всякое чувство меры также и в выражениях, которые, по словам Тита Ампия, он высказывал совершенно открыто: «Республика — ничто, лишь пустое имя без плоти, без блеска», «Сулла был младенцем в политике, коль скоро добровольно сложил с себя диктатуру», «К разговору с ним, Цезарем, люди должны относиться осмотрительнее и считать сказанное им законом». Он дошел до такой дерзости, что однажды, когда гаруспик доложил ему, что внутренности жертвенного животного неблагоприятны и не имеют сердца, ответил: «Впредь они будут счастливее, коль скоро я того пожелаю; да и не следует считать за несчастное предзнаменование, если животному недостает сердца».
Однако величайшую смертельную ненависть к себе он возбудил по следующему случаю. Когда сенат в полном составе явился к нему с сообщением множества самых почетных для него декретов, он принял его сидя. Сцена произошла перед храмом Венеры Родительницы, Некоторые полагают, что он сделал движение, чтобы встать, но его будто бы удержал Корнелий Бальб; другие же считают, что он вовсе и не пытался встать и, напротив, не очень ласково взглянул на Гая Требация, который посоветовал ему подняться с места. Этот его поступок показался тем менее выносимым, что сам он пришел в величайшее негодование, когда во время триумфа при его проезде перед скамьями трибунов один из них, Понтий Аквила, осмелился не встать. Он крикнул ему: «Аквила, требуй же от меня, чтобы я вернул тебе республику, благо ты трибун!» и долго еще потом, давая кому-либо какое-нибудь обещание, неизменно приговаривал: «Если, впрочем, то позволит Понтий Аквила».
К этому поразительному неприличию, проявленному им в неуважении к сенату, он прибавил нечто гораздо более дерзкое. Когда он возвращался с Латинского жертвоприношения, то среди превосходивших всякую меру и еще неслыханных
