Англия под властью дома Стюартов. Т. 2 - Юм Д.
ISBN 5-89329-531-5
Скачать (прямая ссылка):
Несмотря на пылкое рвение роялистов, их заговор провалился: Уил-лис донес обо всем протектору. Ормонд вынужден был бежать из Англии, сочтя великим для себя счастьем то, что ему удалось ускользнуть от столь
90
События 1658 года
бдительных властей. Многих бросили в тюрьмы, а для суда над теми, чья вина была наиболее очевидной, вновь учредили Высокую палату правосудия: несмотря на признание его власти последним парламентом, протектор по-прежнему не мог положиться на вердикт непредубежденных присяжных. Сэр Генри Слингсби и д-р Хьюит91' были признаны виновными и обезглавлены. Мордаунт,92' брат графа Пемброка, лишь чудом избежал смерти: голоса судей разделились поровну, и полковник Прайд, который намерен был подать голос за его осуждение, вошел в зал суда как раз в тот момент, когда уже зачитывался оправдательный приговор. Аштон, Стори и Бестли были повешены в разных частях Сити.
Еще более серьезную тревогу внушил Кромвелю заговор милленари-ев в армии.93' Гаррисон и другие уволенные офицеры этой партии никак не могли угомониться. Движимые в равной степени жаждой мести, честолюбием и собственными принципами, они по-прежнему вынашивали какие-то отчаянные замыслы; в армии же не было недостатка в офицерах, которые из сходных побуждений готовы были поддержать любую их авантюру. Когда-то Кромвель сам поощрял левеллеров и агитаторов громко высказывать свои суждения по всем политическим вопросам, а ведя свою дерзкую и рискованную игру против короля и парламента, он даже делал вид, будто многие из них удостоились его особого расположения н стали его задушевными друзьями. Желая сойтись поближе с агитаторами (а это были по большей части капралы и сержанты), он имел обыкновение устраиваться с ними вместе на ночлег, где, после молитв и благочестивых бесед, обсуждал с этими людьми их планы и принципы, как политические, так и религиозные. Приняв же титул протектора, он перестал с ними о чем-либо советоваться, не имея ни времени, ни охоты потворствовать их обычным вольностям. Одним из тех, кого эта перемена привела в ярость, был Сексби,М) деятельный агитатор, обративший теперь против Кромвеля всю свою неукротимую энергию, которую прежде использовал в интересах последнего. Он дошел до того, что вступил в тайные сношения с испанцами, и Кромвель, отлично знавший о брожении умов в армии, не без оснований опасался, что в любой день и чуть ли не в любую минуту могут найтись люди, способные поднять мятеж в войсках.
Дух фанатизма, владевший солдатами, внушал протектору также и иного рода страх: он боялся покушений на свою жизнь. Некто Синдер-ком95) решил убить Кромвеля; цепь каких-то совершенно необъяснимых случайностей несколько раз помешала ему осуществить этот кровавый замысел. Он был разоблачен, но протектор так и не сумел добраться до истоков заговора или найти кого-либо из сообщников Синдеркома. Последний был предан суду присяжных, однако, несмотря на всеобщую ненависть к подобным преступлениям, несмотря на бесспорные доказательства его вины, народ так плохо верил в законность прав протектора на верховную власть, что лишь с громадным трудом удалось добиться осуждения этого заговорщика.83 Когда все уже было готово к казни Синдеркома, его нашли мертвым; полагают, что он принял яд.
Глава II (XVII)
91
Протектору было бы гораздо легче нести груз этих страхов и треволнений, порожденных расстройством в государственных делах, если бы он находил хоть какое-то утешение близ домашнего очага или имел в кругу собственного семейства верного друга, с которым мог бы без всяких опасений поделиться своими мучительными, разъедающими душу тревогами. Но его зять Флитвуд, неистовый фанатик, начал отдаляться от него: он приходил в ярость при мысли о том, что главной целью всех прежних действий Кромвеля было его собственное возвышение, а вовсе не поощрение благочестия и не поддержка истинной религии, в чем он так пылко заверял других. Старшая дочь Кромвеля, жена Флитвуда,9*1 с такой страстью исповедовала республиканские принципы, что ей было невыносимо видеть власть в руках «одного лица», пусть даже этим лицом был ее любящий и снисходительный отец. Другие дочери97' столь же горячо сочувствовали делу короля, сожалея о тех насилиях и беззакониях, к которым, как они полагали, толкнули их семью несчастные обстоятельства. Наконец, болезнь миссис Клейпол, его любимицы, женщины редкого очарования и высоких нравственных достоинств, с особой силой угнетала истерзанный дух Кромвеля, отравляя ему все радости жизни. Она глубоко почитала недавно казненного доктора Хьюита, и когда протектор, несмотря на все ее мольбы, отказался его помиловать, душевная скорбь, усиленная телесным недугом, вырвалась наружу: она горько упрекала отца за все его жестокие деяния, призывая раскаяться в тех ужасных злодействах, которые совершил он, увлеченный роковой жаждой власти. Кончина миссис Клей-пол, последовавшая вскоре после этого разговора, придала особую, мучительную остроту каждому сказанному ей тогда слову.
Душевное равновесие навсегда оставило протектора: он чувствовал, что высокое положение, достигнутое ценой стольких преступных дел и подвигов мужества, бессильно вернуть ему мир и покой, прочной основой которых могут служить лишь добродетель и мудрая умеренность. Подавленный бременем государственных забот, всякую минуту ожидая роковой катастрофы, которая окончательно погубит его расстроенное правление, видя вокруг себя лишь ненадежных друзей и разъяренных врагов, не пользуясь доверием ни одной из партий, будучи не в силах обосновать свой титул каким-либо принципом, политическим или религиозным, Кромвель с горечью убеждался, что власть его зависит от неустойчивого равновесия фракций и интересов, равновесия столь хрупкого, что его в любой момент может разрушить самое незначительное, никем специально не готовившееся событие. Образ смерти, вызов которой он с такой изумительной отвагой бросал на поле битвы, теперь, когда она ежечасно грозила ему кинжалом фанатика или наемного убийцы, неотступно преследовал его измученное дурными предчувствиями сознание, не давая ему покоя ни посреди важных дел, ни в минуту отдыха. Во всех поступках, во всех обстоятельствах жизни протектора проявлялись терзавшие его страхи. Присутствие незнакомцев внушало ему тревогу; пронзительно-настороженным взглядом изучал он всякое лицо, еще не ставшее для него привычным благодаря ежедневному общению. Он не ступал и шагу без силь-
