Англия под властью дома Стюартов. Т. 2 - Юм Д.
ISBN 5-89329-531-5
Скачать (прямая ссылка):
ПОЛОЖЕНИЕ НАЦИИ
Несколько памятных судебных дел, рассматривавшихся около этого времени, хотя и не стоят в какой-либо связи с Райхаузским заговором, ясно показывают тогдашние настроения судей и присяжных. Отса признали виновным в том, что он назвал герцога «изменником-папистом»;
Глава X (XXV)
397
присудили к возмещению убытков за бесчестье и запретили выпускать из тюрьмы до тех пор, пока он не уплатит всю сумму — 100 ООО фунтов. Такой же приговор за такое же преступление был вынесен Даттон-Колту. Сэра Сэмюэля Бернардистона оштрафовали за то, что в своих частных письмах (они были перехвачены) он дурно отзывался о правительстве. Этот джентльмен был ненавистен двору как старшина присяжных, отклонивших в свое время обвинительный акт против Шефтсбери, и теперь двор воспользовался упомянутым выше предлогом, чтобы его наказать, хотя такой прецедент можно с полным правом счесть чрезвычайно жестокой мерой, способной к тому же разрушить доверительные отношения между друзьями и подорвать всякую веру в тайну частной переписки.
О господствовавших в английских судах настроениях дает понятие еще один процесс, о котором, хотя он состоялся в следующем, 1684 году, было бы, пожалуй, уместно рассказать здесь. Некоего Розуэла, пресвитерианского проповедника, три женщины обвинили в том, что в одной из своих проповедей он произнес изменнические слова. Они привели под присягой несколько фраз из этой проповеди, причем показания их совпали с буквальной точностью, Розуэл, однако, защищался весьма умело. Он доказал, что свидетельницы были распутными особами, имевшими скверную репутацию; что сам он даже в годы Кромвелевой узурпации всегда оставался твердым роялистом и беспрестанно молился за короля и его династию; и что в своих проповедях он часто внушал пастве мысль о необходимости повиновения законному монарху. Что же касается проповеди, послужившей поводом для обвинения, то несколько свидетелей, ее слушавших (иные из них даже записывали за проповедником), показали под присягой, что он не произносил тех слов, которые ставят ему в вину. В качестве еще одного доказательства Розуэл предъявил собственные записи. Женщины же не смогли доказать ни с помощью свидетелей, ни каким-либо иным путем, что они сами присутствовали на том собрании; а те слова, которые, по их утверждению, прозвучали в проповеди Розуэла, были настолько грубыми, что невозможно было предположить, чтобы какой-либо человек, находясь в здравом уме, решился их произнести перед весьма разнородной публикой. Розуэл выдвинул еще один довод: кажется почти невероятным, говорил он, чтобы эти три женщины могли запомнить столь длинный период, прослушав его один-единственный раз, и запомнить так превосходно, чтобы их показания на сей счет совпали вплоть до последней буковки. Подсудимый предлагал даже поставить следующий опыт: он произнесет фразу такой же длины, как и та, которая записана в их показаниях, а они пусть попробуют ее повторить. Что еще более странно, женщины забыли даже, на какие слова из Писания читал свою проповедь Розуэл, и не могли припомнить из нее ни единого отрывка, кроме тех пассажей, которые воспроизвели в своих свидетельствах. После столь убедительной защиты генеральный солиситор почел за благо промолчать и даже Джеффрис ограничился общими разглагольствованиями против пресвитериан и участников незаконных сектантских собраний; но столь яростными и злобными были тогда партийные предубеждения, что присяжные
398
События 1683-1684 годов
вынесли подсудимому обвинительный вердикт, который, впрочем, показался всем столь вопиюще несправедливым, что так и не был приведен в исполнение
Герцог Монмаут бежал тотчас же по раскрытии заговора, и двор долго не имел о нем никаких сведений Наконец, Галифакс, который уже начал опасаться чрезмерного могущества королевской партии и полагал, что влияние Монмаута послужит наилучшим противовесом влиянию герцога, обнаружил его убежище и уговорил его написать к королю два письма, полные выражений нежности и смиренной покорности Отцовская любовь вновь заговорила в сердце Карла, он разрешил Монмауту явиться ко двору и даже попытался устроить примирение сына с братом, а пообещав Монмауту, что его слова не будут использованы против его друзей, убедил его рассказать о заговоре во всех подробностях Но на другой день, желая принудить к молчанию партию страны, король собрал на чрезвычайное заседание Тайный совет и объявил его членам, что Монмаут искренне раскаялся в своем участии в недавней конспирации и выразил твердую решимость никогда более не впутываться в столь преступные предприятия Карл даже распорядился опубликовать на сей счет сообщение в «Газетт»,Ш| официальном правительственном вестнике Монмаут же молчал, пока не получил формального помилования, но убедившись, что своим поступком он совершенно опорочил себя в глазах собственной партии, и понимая, что хотя его самого и не могут вызвать в суд в качестве свидетеля, однако его показания, известные теперь всем и каждому, способны повлиять на вердикт присяжных на любом будущем процессе, решил во что бы то ни стало восстановить свою честь А потому агенты Монмаута, исполняя его инструкции, принялись уверять, что он никогда не делал тех признаний, которые ставят ему в вину, и партия страны подняла шум, доказывая, что все это коварные измышления двора Выведенный из себя поведением Монмаута, король удалил его от своей особы, а затем приказал покинуть пределы Англии
