Англия под властью дома Стюартов. Т. 1 - Юм Д.
ISBN 5-89329-355-Х
Скачать (прямая ссылка):
С помощью нового прецедента палата общин закрепила за собой одно важное полномочие — предъявлять внешним государственным чинам обвинение в государственном преступлении, которое двумя годами ранее было использовано ею в деле канцлера Бэкона и которое не применялось почти два века, кроме тех случаев, когда оно служило орудием монаршей мести. Граф Миддлсекс"50' благодаря покровительству Бекингема превратился из лондонского купца в лорда-казначея Англии и, судя по его ловкости и энергии, был вполне достоин этого возвышения. Но во время пребывания принца в Испании он навлек на себя гнев патрона, отказав тому в каких-то суммах или поколебавшись их предоставить; фаворит поклялся отомстить и употребил все свое влияние в палате общин, чтобы привлечь лорда-казначея к суду. Король был чрезвычайно недоволен этим шагом и предсказал принцу и герцогу, что они еще испытают в полной мере судебные преследования со стороны парламента257. В речи к парламенту он попытался оправдать Миддлсекса и смягчить обвинительный акт258. Однако общины по-прежнему требовали суда, и пэры признали лорда-казначея виновным, хотя его доказанные правонарушения не были ни слишком многочисленными, ни особенно тяжкими. Самым серьезным пунктом явилось то, что за два подписанных им патента Миддлсекс принял два подарка по 500 фунтов. Согласно приговору, он должен был заплатить 50 ООО фунтов штрафа в пользу короля и подвергнуться тем же наказаниям, какие ранее были наложены на Бэкона. Впоследствии принц Карл, взойдя на престол, освободил его от штрафа.
На этой же сессии было принято весьма неприятное для короля обращение, в котором общины настойчиво просили о строгом исполнении законов против католиков. Ответ короля был мягким и снисходительным, хотя он и высказался против гонений как меры, неспособной уничтожить какую-либо религию, ибо, согласно общепризнанной максиме, кровь мучеников стала семенем церкви. Полную терпимость к католикам он также не одобрил и, кажется, рекомендовал средний путь как самый гуманный и благоразумный. Король зашел так далеко, что даже клятвенно утверждал, будто у него и в мыслях никогда не было даровать этим ханжам и фанатикам терпимость259. Свобода отправления католического культа в частных домах, на которую он дал тайное согласие в испанском договоре, не казалась ему заслуживающей этого имени — Яков, очевидно, полагал, что с помощью подобного истолкования он спасает свою репутацию. А поскольку Бекингем в своей речи-60 признал, что король действительно согласился на временную отмену законов против католиков, которую он отличал от «терпимости» — понятия, внушавшего тогда крайнюю нена-
4 Зак ,1б:<^
98
События 1624 года
висть, — то Яков, естественно, счел, что его истинные замыслы в достаточной мере разъяснены, и не страшился упреков в лживости или двуличности по поводу своего клятвенного заверения. После этого в работе парламента был назначен перерыв (29 мая), причем король дал понять, хотя и в весьма мягких выражениях, что его задело бессердечие общин, не пожелавших помочь ему в нужде261.
Не способный противостоять столь мощной коалиции народа, парламента, фаворита и собственного сына, Яков был вынужден согласиться на такие меры, к которым он как по своему характеру, так и по разумному убеждению, всегда питал сильнейшее отвращение. Король скрыл свою досаду, однако начал постепенно отдаляться от Бекингема, которому он приписывал все эти безрассудные проекты и которого считал инициатором поездки принца в Испанию и главным виновником разрыва брачного договора. Теперь Яков с нетерпением ожидал приезда графа Бристола; с помощью этого министра, чей ум он высоко ценил и чьи взгляды одобрял, король рассчитывал со временем выпутаться из нынешних затруднений.
ВОЗВРАЩЕНИЕ БРИСТОЛА
Пока принц находился в Испании, этот искусный в ведении переговоров посол постоянно, хотя и безуспешно, противопоставлял свои мудрые и взвешенные советы тем безрассудно-решительным мерам, которые предлагал Бекингем. После отъезда Карла из Мадрида, когда в замыслах принца обнаружились первые признаки перемен, Бристол по-прежнему смело высказывал свои мнения, настойчиво утверждая, что испанцы ведут переговоры честно и что заключение договора с ними выгодно для англичан. Видя, что его успешные труды теряют теперь всякий смысл из-за прихотей и капризов наглого временщика, Бристол пришел в ярость, отказывался понимать любые намеки, и только прямой приказ короля мог заставить Бристола предъявить испанцам требование, которое, как он отлично понимал, должно было окончательно сорвать переговоры, А потому он ничуть не удивился, узнав, что Бекингем повел себя как его открытый враг и стал при всякой возможности осыпать его самой грубой хулой.
Для Бекингема же не существовало задачи более важной, чем держать Бристола подальше от короля и от парламента, чтобы сила истины в устах столь осведомленного человека не открыла их взорам картину, о которой первый лишь смутно догадывался, а последний до сих пор даже не подозревал. А потому Бекингем обратился к Якову, чье безволие, которое король, обманывая самого себя, называл тонкостью и деликатностью, стало теперь совершенно неизлечимым. Тотчас же по прибытии Бристола в Англию появился приказ о заключении его в Тауэр2*2, и хотя вскоре он был освобожден, король велел ему удалиться в свое поместье и ни под
