Англия под властью дома Стюартов. Т. 1 - Юм Д.
ISBN 5-89329-355-Х
Скачать (прямая ссылка):
Несомненно, — пишет со свойственной ему прямотой Уайтлок294, — никто и никогда не играл подобную роль на подобном театре с такой твердостью и рассудительностью, с таким мужеством, красноречием и самообладанием, с таким благородством во веек словах и поступках, как этот выдающийся муж, и все, кто его слушал (за исключением очень немногих) почувствовали в своих сердцах жалость и сострадание. Интересно, что выразившийся подобным образом историк был не кто иной, как председатель того самого комитета, который руководил процессом против несчастного министра.
Обвинение и зашита продолжались восемнадцать дней. Члены палаты общин, распределив между собой отдельные статьи, нападали на подсудимого, употребляя всю силу своей власти, всю ярость своего красноречия, все преимущества долгой и тщательной подготовки. Страффорд же о своих заклятых врагах — нижней палате, шотландцах и ирландском парламенте — вынужден был говорить сдержанно и почтительно. Чтобы собраться с мыслями для ответа на каждый пункт обвинения, граф почти не имел времени. И однако он один, без всякой помощи, сочетая скромность и смирение с твердостью и энергией, защищался столь успешно, что общины убедились в полной невозможности добиться приговора законным путем.
Но смерть Страффорда являлась слишком важной целью для этой партии, и последняя не могла оставить неиспробованным ни одного средства, пусть даже самого необычного. Страффорд обладал громадными способностями и огромным авторитетом, а кроме того он ранее сам угрожал некоторым вождям народной партии обвинением перед лордами, и если бы общины не опередили его с собственным импичментом, он, вероятно, в тот же день обвинил бы Пима, Гемпдена и других в государственной из-
Глава X
265
мене за то, что они призывали шотландцев к вторжению в Англию. А потому по окончании описанных выше прений в нижнюю палату был немедленно внесен билль об опале, а в качестве предварительного шага, дабы устранить все сомнения относительно столь необычной и незаконной процедуры, в палату было представлено еще одно доказательство вины графа.
Сэр Генри Вен, государственный секретарь, сделал записи дебатов в Тайном совете, имевших место после роспуска последнего парламента; некоторое время спустя, находясь вдали от Лондона, он якобы отправил ключи от своего кабинета сыну, сэру Генри, чтобы тот мог отыскать в нем какие-то бумаги, необходимые для заключения брачного договора. Вен-младший, случайно обнаружив отцовские записи, счел их чрезвычайно важными и немедленно передал Пиму, который и обнародовал их теперь в палате общин. Перед Тайным советом стоял тогда вопрос: Какую войну, наступательную или оборонительную, следует вести против шотландцев? Король высказал свои сомнения: «Как могу я начинать поступательную войну, не располагая более средствами?» Страффорд же якобы дал ему следующий ответ: «Сделайте заем в 100 ООО фунтов в Сити и решительно продолжайте сбор корабельных денег. Ваше Величество уже убедились в истинных чувствах своего народа — теперь вы свободны от обязательства подчиняться любым законам правления и вправе совершить все, что позволит вам сделать ваша власть. Ваше Величество уже испробовали все возможные средства и потому чисты перед Богом и людьми. К тому же у вас есть армия в Ирландии, которую вы можете использовать, дабы привести к повиновению ЭТО королевство, ибо шотландцы, как я убежден, не продержатся и пяти месяцев». Далее следовали столь же решительные советы Лода и Коттингтона, сводившиеся к тому, что король теперь свободен от любых законов правления29*.
Как утверждалось в палате, эти записи, вместе со всеми обстоятельствами их открытия и передачи, имели силу двух свидетельских показаний, являясь неопровержимым доказательством пагубных советов Страф-форда, клонившихся к ниспровержению законов и конституции. Страффорд и его друзья отвечали на это, что Вен-старший является его старинным открытым врагом; что если государственный секретарь, что более чем вероятно, сам вручил сыну эти записи для последующей передачи Пиму, то это было вопиющим нарушением клятвы, делающим любые слова Вена совершенно недостойными доверия; что поначалу показания государственного секретаря отличались чрезвычайной двусмысленностью: на двух первых допросах он не вспомнил об этих словах Страффорда и даже в третий раз свидетельства его не были определенными, а сводились лишь к тому, что Страффорд, кажется, сказал: «это или что-то в подобном роде»; между тем слова могут быть весьма близкими по звучанию, ко совершенно различными по смыслу, и человеческая жизнь не должна зависеть от грамматического истолкования случайной фразы, тем более такой, которую человек произнес необдуманно, без всякого размышления, и которая впоследствии, пусть даже самое короткое время, храни-
266
События 1641 года
1
ласьв ненадежной памяти слушателя. Поставьте, например, в данном случае вместо это королевство — то королевство (изменение едва заметное!) и речь графа будет относиться единственно лишь к Шотландии, не заключая в себе никаких мыслей, недостойных члена английского Тайного совета. Но даже если оставить эту фразу в прежнем виде, слова это королевство вполне можно понять как относящиеся к Шотландии: ведь только об этом королевстве шла речь, только оно нарушило тогда долг верности и могло быть приведено к повиновению. Можно даже доказать как свидетельствами королевских министров, так и общеизвестным расположением военных сил, что ирландскую армию предполагалось высадить не в Англии, но именно в Шотландии. Кроме того, из шести присутствовавших на заседании совета членов Лод и Уайндбэнк не могли дать теперь показаний, а Нортумберленд, Гамильтон, Коттингтон и Джаксон не в состоянии припомнить подобные слова, — между тем предложение Страффорда было слишком неожиданным, чтобы о нем можно было так легко забыть. Далее, совершенно немыслимо, чтобы столь крайняя мера была открыто предложена на заседании совета и в присутствии Нортумберленда, знатного вельможи, чья преданность двору была гораздо слабее его связей с нацией. И хотя Нортумберленд — и только он один! — припомнил какие-то слова вроде свободы от обязательства подчиниться любым законам правления, однако в тон отчаянной крайности, в которой оказались тогда король и королевство, подобную мысль, если допустить, что Страффорд действительно ее высказал, можно было оправдать, исходя из самых благоприятных для закона и свободы принципов. И наконец, нет ничего более несправедливого, чем строить процесс о государственной измене на простом мнении, предложенном в заседании совета, — там, где должна дозволяться полная свобода дискуссий и где члены его, желая всего лишь выяснить суждения присутствующих, нередко вносят предложения, весьма далекие от своих собственных истинных мыслей и планов296.
