Англия под властью дома Стюартов. Т. 1 - Юм Д.
ISBN 5-89329-355-Х
Скачать (прямая ссылка):
Глава IX
211
Несмотря на постоянную заботу Карла об интересах всей церкви, в Шотландии он сумел приобрести симпатии лишь среди высшего слоя духовенства. Рядовые же священники, или «министры», как правило, не уступали и даже превосходили знать в своей враждебности к правительству, к прелатам и к епископской власти147. Учреждение иерархии могло показаться выгодным для низшего клира, так как оно создавало должности, на которые мог претендовать любой священник, а кроме того сообщало блеск всему сословию, привлекая в его ряды выходцев из знатных семейств, однако на шотландское духовенство эти доводы не действовали. При тогдашнем состоянии умов высоко ценились иные качества, вполне уравновешивавшие власть и богатство, обычные основания различий между людьми, — это были ревностное благочестие и пылкое, хотя и варварское красноречие религиозных рассуждений и поучений. Стесняемое прелатами в свободе проповеди духовенство видело в епископской юрисдикции тиранию и узурпацию и отстаивало равенство всех духовных лиц как божественную привилегию, которую ни один человеческий закон не вправе нарушить или изменить. Там, где господствовали подобные идеи, бурное недовольство вызвал бы и самый умеренный акт власти, а тем более те обширные полномочия, которые присваивали себе прелаты, поощряемые снисходительностью короля. Юрисдикция пресвитерий, синодов и прочих демократически избранных судов была в известном смысле сведена на нет епископами, и даже Генеральная ассамблея духовенства не созывалась уже несколько лет14*. Для вступающих в ряды духовного сословия ввели произвольным образом новую присягу: теперь они клялись соблюдать Пертские статьи и подчиняться канонам и литургии. Одним словом, введенные Яковом и Карлом новшества изменили за тридцать лет всю систему управления шотландской церковью.
Народ, который находился под сильным влиянием знати и духовенства, не мог не проникнуться возмущением, охватившим эти сословия; если же ему недоставало действительных причин для недовольства, он с жадностью хватался за воображаемые. Та же ненависть к папизму, которой были одержимы английские пуритане, обуяла и шотландскую чернь, причем у этой последней, как более грубой и нецивилизованной, она, кажется, стала еще более яростной. Между тем дух религии, господствовавшей при дворе и среди прелатов, отличался противоположными качествами и, будучи в чем-то близким к римскому культу, побуждал их смягчать, насколько возможно, суровые предрассудки против католиков и рассуждать о них в выражениях более примирительных. По этой причине в Шотландии вспыхнул панический страх перед папизмом, и каждая новая церемония, каждое новое украшение, вводившееся в церковную службу, истолковывались как часть грандиозного коварного заговора, поощряемого королем и епископами, жертвой которого должна была стать вся нация149. В немногочисленных новшествах, сделанных при Якове, видели подготовку к осуществлению этого великого плана; дальнейшие перемены, произвести которые пытался Карл, изображались как прямая декла-
212
События 1637 года
рация его намерений. В течение всего этого царствования ничто не оказывало в обоих королевствах влияния более пагубного, чем эти беспричинные страхи, которым люди всех званий так искренне верили и которые они с таким усердием распространяли.
В обстановке раздраженных жалоб и всеобщего ужаса перед новшествами в религии шотландцы стали думать, и не без некоторых оснований, что их гражданские свободы также подвергаются угрозе.
Учреждение Яковом Высокой комиссии без всякой законной санкции казалось важным посягательством со стороны короны: опасным и тираническим методом создавался самый опасный и тиранический из судебных органов. Все прежние меры, имевшие целью введение в Шотландии епископальной системы, принимались с согласия парламента: в 1621 году были утверждены Пертские статьи, в 1633 году король добился общей санкции на все церковные новшества, но в глазах народа законы эти не имели особого авторитета, поскольку считалось, что приняты они вопреки мнению даже тех людей, кто за них голосовал, и в сущности представляют собой уступки, вырванные у парламента властью и настойчивыми домогательствами государя. Однако средства, использованные Яковом и Карлом для того чтобы повлиять на парламент, были вполне обычными и допустимыми, и не существовало никаких разумных оснований изображать эти законы недействительными и не имеющими силы.
Но среди большей части нации господствовал тогда иной, весьма опасный и могущественный принцип, который, если признавать его истинным, лишал всякой силы любые подобные статуты. Церковную власть считали совершенно независимой от власти гражданской; утверждалось, что не акт парламента, но единственно лишь согласие самой церкви способно послужить достаточным основанием для любого рода новшеств в культе и в церковном устройстве. И хотя Яков добился того, что ассамблеи проголосовали за епископат и за предложенные им новые обряды, следует согласиться, что при определении состава этих церковных судов было допущено столько отступлений от установленного порядка, а при руководстве их работой столько насилий, что у нации имелись известные основания для того, чтобы отрицать законность всех принятых ими актов. Понимая, что вынужденное согласие, сопровождающееся столь возмутительными обстоятельствами, способно скорее нанести ущерб его планам, Карл совершенно отказался от созыва ассамблей и решил управлять церковью вместе с епископами, опираясь на те полномочия, которые, по его мнению, принадлежали ему по праву, будучи, как он полагал, неотъемлемой частью монаршей прерогативы.
