Идеология пореформенного самодержавия - Твардовская В.А.
Скачать (прямая ссылка):
Обвиняя демократическую и либеральную журналистику и создании обстановки, которая привела к 1 марта 1881 г., Катков яснее, чем кто-либо из «охранителей», понял связь между динамитными взрывами н голодом, неурожаями, эпидемиями скота. «Из года в год, изо дня в день газеты кричали о народных бедствиях, указывали на безвыходность современного положения. Самые мрачные картины народных бедствий сменяли одна другую». Легальная литература, по его словам, взяла на себя в первые годы после реформы находившуюся в руках нелегальной печати проповедь недостатка земли у крестьян. «В последние четыре года создалась целая обширная отрасль легальной литературы, имеющая девизом положение, что крестьянская реформа дала народу „камень вместо хлеба" — литературы, в которую делают вклады профессора, состоящие на коронной службе» ***,
И все же та изоляция, в которой внешне как бы оказались издания Каткова на рубеже 70—80-х годов, была весьма относительной. Разногласия между правительственной и либераль-
Васьянов И. Указ. соч.. с. 837-838.
Например, заметка Д. И. Минаева «Из Сыта крестьян в голодные годы» появилась в седьмой книжке «Русского вестника» за 1874 г. в окружении огромных статей Д. Завалишина «Поход гардемаринов в Швецию и Данию в 1817 г.» и Осман-бея «Кто будет султаном после Абдул-Лзиса?» Московские ведомости. 1881. 2 аир., № 92. Имелись в виду слова, сказанные профессором Московского университета В. О. Ключевским на одной из лекции.
122
ной печатью не были столь принципиальны, как могло показаться. Существовала глубокая общность в позициях этих, казалось бы, противоположных направлений мысли—признание ими закономерности крупного помещичьего землевладения, резко отрицательное отношение к возможности за его счет решить аграрный вопрос. Практическая программа была одна и та же у либералов и у «охранителей». Наиболее последовательная и честная либеральная газета «Русские ведомости» доказывала неотложность тех же «разумных мер» к поднятию крестьянского благосостояния путем возможно широкого крестьянского земельного кредита и правильной организации переселений, затем облегчением податной тягости, поощрением кустарных промыслов, реформой паспортнрй системы, возможным ограничением пьянства и кулачества, широким распространением начального образования, технических сведений, лучших орудий производства и т. д.15' Теория «малых дел», столь популярная у либеральной интеллигенции 80-х годов, получила развитие в первое пореформенное десятилетие именно в изданиях Каткова. Он первый начал противопоставлять «праздные», по его словам, разговоры о главном зле крестьянской жизни «конкретной деятельности» (типа умножения лучинных крыш вместо соломенных). Он призывал перейти от «воздушных проектов», от праздных толков к истинно полезным задачам на «нашем добром черноземе». Правительственная и либеральная мысль питали друг друга; сложное взаимопроникновение характерно для этих, казалось бы, столь разных направлений. Решение аграрного вопроса в идеологии самодержавия подтверждает, что ее подлинным антиподом была не либеральная идеология, а революционно-демократическая, выражавшая стремления крестьянства в его борьбе за землю, против феодально-крепостнических пережитков.
Сравнивая«охранительную» публицистику раннего пореформенного периода и 80-х годов при всей ее одинаковой одержимости одними и теми же проблемами, нельзя не почувствовать совсем иную тональность в их решении. «Экономический оптимизм» 60-х и отчасти 70-х годов роднит издания Каткова с «Русским вестником» либеральной поры. Катков в эти годы не сомневался, что Россия встанет в ряды передовых государств, будет успешно конкурировать с ними на мировом рынке, сохранит свое положение великой державы. Он был уверен, что промышленное развитие может иметь для абсолютизма только один результат — укрепление и обновление.
Проблемы социальных последствий этого развития еще не встали перед ним как злободневные, требующие неотложного
Я| Русские ведомости. 1888. 3 сент.. м 243.
123
решения. Катков надеялся, что регламентирующее и регулирующее воздействие государства снимет остроту противоречий, не допустит до конфликтов, характерных для стран Запада. И в 70-е и в 80-е годы Катков продолжал считать развитие промышленности насущнейшей потребностью империи. Он связывал с ним возможность для России сохранить свою национальную независимость от европейских хищников. Развитие буржуазных отношений, предпринимательства и частной инициативы было для Каткова одной из надежных гарантий внутреннего успокоения. «Как мало бы осталось места для нигилизма и анархизма, которые овладевают умами от нечего делать»,— размышлял он, мечтая о развитии русской промышленности"2. Но социальные итоги пореформенного развития ставили перед ним все новые проблемы — проблемы соотношения абсолютизма с силами, вызванными этим развитием. И стремление русской буржуазии утвердиться на экономических форпостах внушало Каткову не меньшее чувство опасности, чем рост пролетариата, мужающего в первых схватках с буржуазией. Столь же «чужеродными» и опасными представляются ему и новые классовые силы, выросшие в деревне, с которыми связывалось усиление там социального антагонизма, вытеснение поместного дворянства как монополиста земельной собственности.
