Джигитовка казаков по Белу Свету - Стрелянова П.Н.
ISBN 5-9524-2115-6
Скачать (прямая ссылка):
Аптекарь сразу же рассчитал финна-кучера и сказал, что он будет мне платить 500 марок в месяц и сошьет новую одежду. В те годы это были очень хорошие условия. Меня отвели в отдельный дом в три комнаты, где находилось много аптекарского имущества. Там мне была отведена комната, хорошо обставленная всем необходимым, как принято в Финляндии. Напротив был другой дом, тоже втри комнаты. Там жили три работницы — молоденькие «нейти» (барышни) 19—22 лет — чистенькие, голубоглазые, веселые, со смазливенькими личиками. Там же была баня, всегда с горячей водой, две ванны, душ, полок, где парятся с вениками. Третий большой дом — для самого хозяина и хозяюшки. У хозяина две хорошие лошади, за которыми я должен был ухаживать, и восемь дойных коров. За ними ухаживала и доила одна из молоденьких работниц. У хозяина были еще две аптеки в разных местах, куда я отвозил разные лекарства Раз в неделю в каждую аптеку. Лекарства всегда отвозили со мной две провизорши. Каждая в свою аптеку. Одна из них, молоденькая, по имени Ванда, немного говорившая по-русски, пробовала заигрывать со мной. Она была хорошенькая. И вот, бывало, зайдет ко мне в комнату, схватит меня за шею или поперек спины и начнет трепать из стороны в сторону, желая меня побороть. Я часто бросал ее на мою кровать и шлепал ее по мягкому месту. Я был тогда полный, чистый, белый, весил 82 килограмма. У меня была тогда не жизнь, а масленица. Единственная болезнь, «страдание», одолевавшее меня, — это соблазн к девчатам. Тем более, что они сами меня соблазняли. И я должен был иметь ужасное терпение. Дело в том, что в Финляндии был очень строгий и честный закон: если девушка забеременеет и ее кавалер не хочет на ней жениться, суд приговаривает его к уплате алиментов на содержание ребенка вплоть до достижения им совершеннолетия, то есть до 18-летнего возраста. Тут уж никаких отговорок быть не могло, поэтому финские девушки охотно поддавались ухаживанию. Они знали, что кавалер должен или жениться, или раскошелиться. Я же, все время ожидая падения большевизма, мечтал вернуться к себе на родину — на Кубань, почему и не собирался жениться на финке.
Подходило 25 марта 1923 года — день моего рождения. Служащие аптеки решили сделать мне сюрприз. Они приготовили много сладостей,
специальный торт и достали бутылку коньяку. В те годы в Финляндии был строгий сухой режим, спиртные напитки доставлялись под большим секретом, контрабандой из-за границы и были очень дороги. Все было готово, как 25 марта, в 5 часов утра, мой хозяин-аптекарь умер от разрыва сердца. Ему было 72 года. И праздничное веселье по случаю моего дня рождения пропало. Как только мы похоронили своего хозяина, сразу же пошли разговоры о том, что жена его продаст имущество. Ей было 35 лет. Это красивая женщина из немок. Об этом несчастье я написал нашему батько, полковнику Елисееву, в Фридрихсгам, спрашивая, как мне быть? Батько высылал всем казакам газету «Казачьи Думы» и вел с ними переписку. Он приглашал прибыть к нему в Фридрихсгам, написав, что может устроить меня на лесопильный завод, где работал он сам. «Ты мне нужен, — добавлял батько. — Здесь нас 16 кубанских казаков. Нужно образовать хутор, но энергичных казаков мало, а ты, как я тебя понял в лагерях на острове Туркин-Саари, энергичный казак. Приезжай как можно скорее!»
20 апреля я рассказал своей хозяюшке о своем плане. Бедная моя хозяюшка, выслушав, заплакала и просила не уезжать. Угощает кофием и коньяком и говорит, что она продаст две аптеки, дом, всех коров и оставит у себя только одну лошадь и эту аптеку при доме. Дает мне жалованье 750 марок в месяц. Работы будет мало, и я буду лишь возить ее по разным делам. Обещает держать меня до самой своей смерти и просит не уезжать. Как ни жаль мне ее было — я решил уехать.
В следующую субботу поехал попрощаться с первым своим хозяином и его семьей. Он был уже мэром уезда Яла-сарви, губернии Ваза. Его жена, милая горбатенькая женщина, была со мной очень любезна. Сердечно попрощался и с работницей Катрин, со своей «симпатией». Она часто выручала меня, помогая колоть дрова. Жалко было расставаться и с Семеном-украинцем, собиравшимся жениться на Катрин: она уже была в положении от него. Я обнимал всех детишек, и они, голубоглазенькие и красивые, стояли возле меня со слезами на глазах. «Хювясти» (до свидания) — сказал им всем и, чтобы не волноваться, быстро вышел из дома.
В воскресенье распрощался во всеми служащими в аптеке. Немало было слез. И в 12 часов дня новый кучер повез меня на станцию.
В Фридрихсгаме (Хамине)
И вот я в городе Фридрихсгаме. Это шведское название города. По-фински он называется Хамина. Меня встретил на вокзале сам батько полковник Елисеев. И сразу повел на свою квартиру. Пришли к нему
189
гл. солодухин
еще несколько моих сверстников, Кубанских казаков-кронштадтцев. Выпили и закусили. Запели родные песни, и сразу же повеселело на душе. Вот что значит быть среди своих по крови людей — сразу же прошла печаль. Да еще я был вместе с батько, которого так уважал.
Через день он устроил меня на лесопильный завод, где работал уже второй год. Хозяин завода — русский миллионер К.К. Аладьин. У него очень большая семья и много родственников, живущих в том же городе. Сам городок небольшой, три тысячи жителей и, как все города Финляндии, — чистенький.
