Джигитовка казаков по Белу Свету - Стрелянова П.Н.
ISBN 5-9524-2115-6
Скачать (прямая ссылка):
Через один двор от нас жил казак Максим Стрельников. Жена его умерла в ту же неделю, что и мой отец. Он был старше моей матери на три года. По рассказу, будучи еще парубком, он ухаживал за ней и сватался к ней. Но она была еще молода, и ее не отдали ему в жены. Теперь Максим пришел к нам в дом и просил маму выйти за него замуж. Услышав это, мы, дети, окружили ее, начали плакать и просить ее с криками: «Мама, не ходи к чужому дяде. Мы со своего дома никуда не пойдем! Не пойдем к Стрельниковым!»
144
ДЖИГИТОВКА КАЗАКОВ ПО БЕЛУ СВЕТУ
Мать обняла нас, заплакала и говорит: «Милые мои деточки... вижу, что вы очень любите родной дом и гордитесь именем своего отца. Никуда я вас из отчего дома не уведу. Будете расти в своем доме. А тебе, дорогой Максимушка, я скажу правду: моя прежняя любовь к тебе прошла, пропала. А идти к тебе жить только потому, что вместе будет веселее и лучше, нет... не хочу соединять в одну большую кучу неродных детей... Ты имеешь троих, да вот я приведу своих шестеро... да еще новые дети появятся... все эти дети по крови будут уже не родными... Нет, не пойду! Видно, мне от Бога суждено быть вдовой. Сумела нарожать, должна суметь и воспитать. Спасибо тебе, Максимушка, за предложение». И Максим Стрельников ушел домой.
У моей матери было два родных брата. Они жили вместе, и жили зажиточно.
Первый из братьев, Григорий Хаженец или Хаженцев, на много лет старше матери. Он имел семь дочерей, но сыновей у него не было. Он был моим крестным отцом и просил у мамы разрешения усыновить меня. Но мать ему отказала Но все же братья ее взяли меня к себе в дом, чтобы я помогал им по хозяйству. Они имели 10 упряжных лошадей. А ходить за ними некому. Вот тут-то я и почувствовал себя героем перед своими друзьями-ребятишками. В таком косяке у меня было много возможностей подобрать для себя лошадь побыстрей. Особенно выделялся серый горбатый конь — резвый, увертливый и прыткий. И вот, бывало, каждый соседский мальчик гонит своих лошадей на пастбище. Конечно, и я с ними, гоню дядиных лошадей. Там, в степи, нас никто не видел, и мы устраивали между собой «скачки». Чаще всего, когда гнали лошадей домой с пастбища. Распутаем лошадей и путы понавешаем им на шеи. Тогда двух-трех лошадей хорошенько оттянешь арапником, чтобы они побыстрей бежали домой. И когда сами далеко отстанем от них, тогда пускаем своих лошадей — чья скорей обгонит других. А я такой был азартный наездник! Спробую своего Серчика «на вы передки», в скачках со многими ребятишками, домой приеду, а мой Серчик, что называется, мокрый как мышь. Аж мыло с него течет... Увидит это дяденька мой, отец крестовый, покрутит головой и сам с собой заговорит, но так, чтобы и я услышал: «Вот сорванец, азиатский сын, бусурманин, как же загнал бедного коня!» А я в это время вроде как бы не слышу его. Соскачу с коня и быстро пойду в дом. А он посмотрит вслед и заметит, что я поддерживаю свои штаны, чтобы они не прилипли к моему побитому заду, с которого уже вся кожа содрана. Тут мой крестный улыбнется, покачает головой и громко скажет. «Так тебе, бусурманин, и надо. Теперь хоть с неделю не сядешь на бедного Серчика».
10- 1127
г.а. солодухин
После таких азартных скачек мне, конечно, с неделю приходилось поддерживать свои штаны. Да и во время обеда было больно садиться на скамейку, и я сидел на ней как-то боком. А мой дяденька Микитуш-ка, материн брат, что помоложе, чтобы надо мной посмеяться, нарочно сядет возле меня и скажет: «Ты что занял так много места, разве за столом боком сидят? А ну сядь ровней!» А сам своим локтем толкает меня под бок. Тут я сразу криком зову на помощь свою милую бабушку. А бабушка за меня стояла горой. Укоряет своего сына: «Ах, Мики-тушка, сыночек, вместо того чтоб мальчику помочь и чем-нибудь смазать его пострадавшее место, ты еще насмехаешься над ним».
— Ничего, — отвечает дядя, — на нем все заживет, как на дядином щенке. — И вновь толкнет меня в бок и добавит: — Да сядь же поров-ней, бусурман!
Тут и девчата, мои двоюродные сестры, зальются смехом — они сидели вместе с нами за столом.
Кур у них было штук 200—250. Многие неслись в соломе, в саду. И вот все те яйца, которые куры несли за сараями, моего зоркого глаза не миновали. Я крал их и бегал в лавочку к Гришке Шарпану, чтобы менять их на конфеты и папиросы. А наказывать меня и бить за всякие шкоды у них некому, кроме тетки Марфушки.
В то время моему крестному отцу, Григорию Хаженцеву, было около 40 лет. А его младшему брату, дядюшке Никитушке, 17—18. Оба большие смирняги. Не пили, не курили. Никого скверным словом не обругают, никого и пальцем не тронут. А две их сестры, моя мать и тетенька Марфутка, такие были бойкие, отчаянные на все, как у нас говорили, «оторви голову». И вот, когда что-нибудь да напроказишь у Хаженцевых, мой крестный отец, дядя Григорий, начнет ругать меня так:
— Ax ты, окаянный мальчишка!., ну до чего же ты шкодливый да драчливый!., настоящая мать-Машка, азият! Так и смотрит, кому бы голову сорвать или что-нибудь да разбить. Вот взять бы ремень, да твою спину исписать бы... Но не хочу о тебя ремень поганить. После этого ремень вонять будет.
